Ветер обжигающе холодный. Он, подобно наточенному клинку, поднимает непритоптанные тяжелыми сапогами песчинки с земли, поднимает вверх, заставляя осветить последний путь блуждающим душам, остатки заклинаний и магических артефактов, чья энергия наполняет все вокруг. Запах крови, дарившей наслаждение долгими одинокими ночами, становится приторно грязным. Удушающим. Отвратительным. Вызывает позывы тошноты, которые подавить получается далеко не сразу.

Тут и там валяются растерзанные тела: разбитые доспехи с рубиновым отблеском на свету, ошметки внутренних органов и застывшие в неестественных позах выражения лиц. Свои или вражеские – сейчас уже все равно. Перед лицом смерти все едины. Жутко смотреть на сгустки крови, пропитавшие землю. Не хочется оборачиваться назад: там картина, утопающая в сумраке, может именоваться как торжество трупоедов и стервятников. Варианта отступить нет. Нужно идти вперед.

Впереди есть выжившие. Они громко смеются, поднимая вверх оружие, по которому струится кровь. Свежая кровь их врагов. Или ты, или тебя – такие правила у игры под названием жизнь. Солдаты снимают шлемы и отстегивают тяжелые лямки доспехов. Потягиваются, делая глубокий вдох, словно бы заново наполняются живительной энергией. Скорость да спешка тут не к чему.

Израфель стоит поодаль от них и смотрит перед собой на предрассветное зарево. Его фигура высокая, недвижная. Словно остался только он в огромном мире. Позади него стоит сама Смерть, но не для того, чтобы забрать. Она улыбается, глядя на умиротворенное после бойни выражение лица. Старуха знает, что перед ней – самый преданный раб, готовый пойти на что угодно, чтобы угодить, и как можно сильнее отсрочить их с госпожой встречу. Поэтому не трогает и растворяется позади. Лишь только ветер разносит на пустом пространстве ее хриплый старческий смех.

Внутри вампира водоворот эмоций. Его кровь бурлит от возбуждения и адреналина. Живой. Он выжил, в то время, как голова пасынка лежит прямо у его ног. Удовлетворение, разлитое патокой улыбки в уголках глаз, сияет, но не наполняет изнутри. Даже чувство исполненного долга не вызывает восторга, который просто обязан присутствовать. Теперь ни у кого не останется выбора, кроме как поддержать кандидатуру дифинета в качестве главы клана. Последнее живое наследие Батум – Эрос Батум, мертв.

Несколько неуважительно в отношении бывшей мертвой жены, но что поделать. Власть есть власть. Власть есть средство для достижения цели.

Чувство свободы пьянит. Теперь осталось разобраться с такой мелочью, как последствия резни. Но это можно сделать потом, спихнуть все документы на стол Рафаэля, чтобы тот разобрался.

– Точно, он тоже должен быть где-то здесь, – вампир легко вытирает подолом ткани изящное лезвие, после чего убирает катану в ножны, оглядываясь вокруг в поиске белоснежной макушки. – Эй вы, видели Рафаэля?

– Нет, господин, он не был с нами. Должно быть, остался где-то позади с другим отрядом, – выпрямившиеся по стойке "смирно" солдаты, отчеканивают ответ практически в один голос. После чего поспешно кланяются и уходят в сторону остальных.

Отчего-то, полученные новости не радуют. Смутное сомнение, негативное предчувствие со скоростью звука распространяется по телу, опережая текущую в нем кровь. Это непривычное чувство охватывает Израфеля коконом, но тот быстро приходит в себя, крепко сжав ладони, из-за чего на них остаются лунки от острых ногтей. Боль отрезвляет, позволяя думать и не делать поспешные выводы.

Рафаэль был простым слабым человеком, слепо следовавшим сперва за покойной Мойрой, а потом за самим Израфелем. Он знал, когда вампиру хочется побыть наедине со своими мыслями, и когда он хочет компании. Знал, какой чай любит господин и во сколько он его пьет. Всегда выбирал лучших носителей крови из полукровок и обустраивал им комфорт. Никогда не спрашивал ничего лишнего. Но даже так, дифиниту с ним было комфортно. В молчании и единении.

А теперь эта постоянная оказалась переменной и куда-то пропала. Это выбивало из колеи.

Не стоило брать кого-то столь слабого с собой. Тогда бы вампир точно знал, где находится его подчиненный.

Обойти все поле битвы, словно ангелу смерти, не занимает много времени. Пейзаж из мглы, крови и смрада разорванных тел уже начинает приедаться глазу. Вот только белой макушки все нет. Нет бесконечно голубых глаз и глуповатой услужливой улыбки. Это вызывает странное беспокойство где-то в районе солнечного сплетения. Чувство до чертиков неприятное.

Странное. Неопознанное. Не названное.

Рафаэль находится на грани жизни и смерти. Его тело одиноко лежит на краю леса, а из живота неприлично интимно торчит копье. В месте, где древко касается кожи, бурлит красная теплая кровь. Из-за того, что парень не вытащил его до этого момента, ситуация кажется не столь плохой, как могла бы быть. Цвет лица сейчас неприглядно серый, а потухший взгляд больше не переливается яркими солнечными брызгами.

– Эй, как это произошло? – голос вампира пропитан железом. Пропитан ароматом сквозняка и зимнего утра.

Израфель опускается на колено рядом с телом. Касается кончиками пальцев грязной копны белоснежных волос. Умирающий молодой Бог, потерянный на краю земли. Покинутый и забытый всеми, кроме одного грешника. Кроме чистого зла, прогрызшего себе путь к солнцу из пучин ада. Вот только солнце обжигает в наказание, чтобы не дать забыть.

– Хочешь жить?