Широкий шаг по вымощенной камнем дороге. Полы темного плаща, едва покрытые дорожной пылью. Небрежно расстегнутая рубашка, в вырезе которой вздымалась смуглая грудь. Открытый зевок, выражающий вездесущую скуку. Среди опрятной сотни прочих фэдэлесов, Рагнар казался случайно забредшим в орден путником, ночевавшем пару ночей, где придется. Отчасти это было правдой: все чаще стены порядка давили на виски своими надоедающими правилами, все чаще антиквэрум отлучался «по делам», грамотно распределяя собственные обязанности между пытающимися выслужиться существами. Не один год и не одно десятилетие он выстраивал себе репутацию незаменимого советника, и теперь, когда Рагнар заслужил это звание в полной мере, он все чаще отсутствовал на месте. Ему вновь становилось скучно.

Его взор лениво блуждал по слишком знакомым лицам, что уважительно склоняли головы, по белым стенам Башни Воинов, по тренировочной площадке, на которой (безусловно) всегда тренировались. В былые времена в халифате на арене, в бойцовских ямах дрались насмерть. Проигравшего не было – был убитый. Это ли не настоящий бой? В чем забава смотреть на двух дерущихся воинов, когда интриги о выживании одного из них все равно нет? Толпа испытывает вечный голод по захватывающим битвам. Хлеба и зрелищ – вот и все.

Он остановился у арены, где отточенные движения превращались в нечто настолько предсказуемое, что смотреть было тошно. Один из подчиненных подкараулил его у колонны, завалив вопросами о распределении средств на предстоящее мероприятие. Краем глаза Рагнар видел тощую тушу Ливия, что яростно оттачивал мастерство выпада, видел хорошенькую фигурку Прии, уклоняющуюся от атак, видел тень Эйяфьяллы, что (на первый взгляд) выглядела несколько растерянно посреди четких техник и вызубренных по учебнику движений. С тех пор, как она появилась в ордене, Эйя вела себя довольно тихо и потому прекрасно вписывалась в размеренный и строгий ряд тех, кто нес в мир порядок. Именно поэтому особого интереса она не вызывала.

По странным, почти инстинктивным ощущениям, она привлекала к себе внимание Рагнара каждый раз, как попадалась ему на глаза. Объяснить подобное было трудно, поскольку к эмпатии антиквэрум склонен не был, а как женщина (что странно) Эйя его не привлекала. Стоило признать, что их роднило некоторое внешнее сходство. Возможно, все упиралось в это. Упиралось до этого самого дня.
Перебирая бумаги, он почувствовал запах крови прежде, чем услышал чей-то крик. Сладкий аромат, подразнив обонятельные рецепторы, стал лишь сильнее – признак обильной кровопотери. Не без удовольствия обернувшись, Рагнар был готов увидеть кого угодно, но никак не ту, что все это время безукоризненно следовала всем правилам. Конечно же, теперь её отчитывали. Скрюченное на земле тело громко стонало, пока над ним толпились лекари.

- Она разве не знает, что это тренировка? Ей что, совсем не жалко оппонента? Здесь все ученики, все только познают мастерство. В чем смысл калечить друг друга? – надоедливо возмущался подчиненный, не умолкая ни на минуту.
Половину из его речи Рагнар не слышал. Все его внимание приковала девушка, на лице которой не было ни тени сожаления.
Наконец, он смотрел не на тень Эйи, а на нее саму.

– Что все это значит?! – строго процедил главный страж арены, когда ментор воинов чуть ли не силком втолкнул новоиспеченного фэдэлеса в его кабинет. – Я разве не просил не беспокоить меня? У меня и без того дел невпроворот!

– Я приношу свои глубочайшие извинения! – ментор уважительно поклонился, одним лишь взглядом показывая Эйе, что той следует поступить также. – Но это безотлагательная ситуация. Необходимо ваше вынесение. Эйяфьялла намеренно нанесла увечье своему оппоненту на тренировке.

– Что за рана?

– Живот. Рана глубокая. Кровотечение массивное. Я сам видел, как был нанесен удар. Ни тени сомнения и явное желание…не убить, наверное, но…но явно кровожадное желание! Это было сделано осознанно!

Главный страж арены недовольно скривил губы, окинул девушку с головы до ног, и, не найдя в ней ни капли раскаяния, вернулся к многочисленным бумагам на столе.

– Видели мы уже таких…упертых. Знающие, как нести смерть, но не знающие ценности жизни. Нет смысла запирать её в качестве наказания. Все равно так не поймет, что сделала не так.

– Но как же! Наказание определенно должно быть!

– Безусловно, – страж опустил голову на согнутую руку, – отправь ее к целителям. Пусть месяц ухаживает за тяжело раненными. Дай ей самую грязную работу. Пусть выносит утки, стирает белье, уносит тазы с блевотой…Ты меня понял?

– Да, все понял. Пусть знает, как тяжело лечить тех, кого она так уверенно готова зарубить!

Все это время, с лица Рагнара не сходила улыбка. Нагло подслушивая разговор у кабинета, он лишь хмыкнул, услышав приговор. Отойдя подальше и опершись на колонну, он не без удовольствия видел, как распахнулась дверь и девушка широким шагом покинула кабинет. Для фэдэлеса, ждавшего возможности показать себя, подобное отстранение на месяц было сродни ссылке. Не останови ментор тот бой, она непременно бы убила своего врага. Бедняжку никто не похвалил. Как печально.

Когда она поравнялась с ним и подняла взгляд, вспомнив, должно быть, о том, что к старшим и высокопоставленным лицам принято выказывать уважение, он улыбнулся. Ему не нужно было окликать ее, не нужно было выдавать свое присутствие смешком или покашливанием, ведь улыбка эта казалась столь неуместной в сложившейся ситуации, что постороннему могло бы показаться, что Рагнар попросту злорадствует над чужим наказанием. Но вместо того, чтобы развернуться и уйти, он прищурил взор и задал лишь один вопрос. Вопрос, что странным гулким эхом отозвался в его фибрах души. Вопрос, который он будто бы когда-то уже задавал:

– Почему ты не добила его, Эйяфьялла?