— Не забывай, какой скоро день, подруга, — подбадривая говорит ей Алья. – Уверена, что Адриан не пропустит его.
Никто его не пропустит! На Фестиваль музыки собирается весь город. А туристы не упускают возможности оценить все масштабы праздника.
Маринэтт вздыхает.
— Был бы в этом какой-то толк! Я готовлюсь неделю, а когда подходит тот самый момент, я просто… трушу. Становлюсь похожей на картофельное пюре. Превращаюсь в жижу неизвестного происхождения, не могу и слова вымолвить. А если и говорю – то это совершенно ужасно. Все ужасно.
— Да ты и сама говоришь – импровизация – это не мое. Более того – я даже по бумаге прочесть не могу. Я просто ходячая катастрофа, — ответила темноволосая девушка и чуть ударилась лбом о столешницу.
— Не время сомневаться. Время действовать открыто и решительно, — не сдаваясь и воодушевляя вновь повторяет Сезар.
— Ты, конечно, права, Алья. Но ты же меня знаешь! Я не могу себя контролировать в его присутствии. – хм, ладно. Мне нужно еще закончить домашнее задание.
Это все тот же результат моей нерасторопности. Я опоздала на урок мадам Менделеевой – Та-да— дам! Дополнительное задание. Повезло ещё, что не оставили после уроков.
Не могу же я сказать – простите, мадам, но я не могла позволить, чтобы падающий самолет снес исторический памятник бульвара Монмартр. Надо пополнить список правдоподобных отговорок. Заперла себя в туалете – дважды не сработает. Может спросить об этом интерактивного помощника Макса. У «Маркова» определённо найдётся пара идей.
Девушка тихонько хохотнула.
— До встречи в школе, Алья! – с улыбкой говорит девушка и машет рукой.
— Помни о своём обещании. Я не допущу, чтобы ты вновь дала задний ход, — дав обещание и подмигнув, она кладет трубку.
Бип-бип-бип…. Короткие гудки на том конце провода.
Маринэтт упала на кровать, расставив руки в стороны и закрыв глаза. Она дышала спокойно, размеренно.
— Это все напрасно. Это будет ещё один провал. Безнадёжно…
— Ты не безнадёжна, Маринэтт, — тихо прошептала появившаяся Тикки. – Ты быстро учишься, схватываешь на лету, и ты талантлива.
— Спасибо, Тикки. За то, что всегда поддерживаешь меня. Кем бы я была без тебя?! – девушка улыбается и чуть прижимает хрупкое существо к своему лицу.
— Ладно, пора закончить домашнюю работу. А то завтра таких будет две. Если повезёт…
Маринэтт садится за стол, начиная делать пометки на полях.
— Все, закончила! – радостно восклицает темноволосая. И еще есть время, чтобы заняться чем-то более вдохновляющим.
На ее лице появляется мечтательная улыбка, а в голубых глазах засияли искорки.
… Адриан… я так тебя люблю…
Девушка погрузилась в свои мечты.
Но им не суждено было продлиться долго.
Дюпен-Чен вздрогнула от резкого звука и быстро выбежала на балкон мансарды. В воздухе заплясали отзвуки пламени.
Похоже не время для отдыха.
— Тикки, действуй! – произносит девушка, и ее кружит уже привычный вихрь света.
Нужно выяснить, что происходит. Не нравится мне это.
Героиня запускает «игрушку», и скоро приземляется в нужном месте.
— Сейчас не время не фейерверка. Всему должно быть своё время. До праздника ещё три дня, поэтому прибереги свой запал.
Бражник когда-нибудь отдыхает? Почему бы ему не взять выходной?
Супергероиня раскручивает йо-йо, готовясь отразить атаку.
Нужно скорее узнать, с кем сражаюсь и что спровоцировало акуматизацию.
Бражник любит использовать людские слабости.
Она не успевает закончить мысль. Совсем близко воздух пронзает яркий свет.
От удара ее отделяло совсем немного. Этот свет ослепил Леди Баг, и она часто заморгала.
Что происходит? Из оцепенения Маринэтт вывел требовательный незнакомый голос.
Демон исчез из поля зрения, а она была повержена собственным оружием.
Хороша! Горе-спасительница Парижа! – разочарованно подытоживает она.
Скоро зрение возвращается к героине, и она наконец может разглядеть нападавшую.
Она спугнула демона, а теперь еще и вопросы задает!
Перед ней была девушка. Красивые, длинные, светлые волосы растрепались от нахлынувшего порыва ветра, глаза скрывала красная маска.
Леди Баг не могла и с места сдвинуться. Она словно была пригвождена случившимся.
Нет, меня не проведёшь!
Супергероиня вновь раскрутила оружие и начала приближаться к незнакомке в угрожающей позе.
— Сначала ответь ты! Ты только что помешала мне выполнить свою миссию и спасти человека. Ты заодно с Бражником? Отвечай! – требовательным тоном говорила Леди.
Если не разберусь  со злодеем, то парижанам будет не до музыки.

Будущее. Как все хорошо звучало в теории... А теперь что? Циско сидел за своим компьютером, изредка печально поглядывая на Кейтлин, когда та проходила мимо. Столько слов вертелось на языке, но что он мог сказать? «Прости, я запер твоего парня в отсеке реактора»? Какое уж там «прости». Неважно, что иначе было никак. Неважно, что иначе взрыв уничтожил бы город. И так последствий было немало.
Харрисон Уэллс въехал в кабинет. Да... Вот еще одно из последствий. Циско окинул взглядом фигуру ученого на инвалидной коляске и снова уткнулся в компьютер. Программа делала все сама, но нужно было просто подумать.
— Устранение последствий? Продвигается, — обычная шуточка чуть было не сорвалась с языка, но не сейчас. Не к месту. – Вот, смотрите, — Циско повернул монитор так, чтобы Уэллсу было удобней видеть его. – Вот площадь поражения темной материей. Вот данные о разрушениях, катастрофах. Такие последствия не устранить просто так. Это еще хорошо, что мы с Ронни направили взрыв не на город, а в небо, иначе ударная волна все здесь уничтожила бы.
Уведомление на компьютере запищало, Циско отвлекся на программу – сканирование местности.
— Весь город словно накрыт колпаком темной материи. Конечно, поздно метаться, но надо выяснить, как темная материя воздействует на живые клетки. У вас есть мысли по этому поводу, доктор Уэллс? Можем запустить компьютерную симуляцию процессов, хотя чувствую, что все слишком непредсказуемо...
В ночь взрыва ускорителя было не только рекордное количество разрушений... было и рекордное количество погибших и раненых. И это при контролируемом, хотя бы отчасти, взрыве...
— Как чувствует себя Барри Аллен? – Циско перевел разговор. – Вы забрали его сюда... почему? Множество людей в тяжелом состоянии, с травмами, но выбор пал именно на него...
Не подозревай. Просто не подозревай. Всем помочь было невозможно. Последствия... Последствия для города, последствия для них все, последствия... да что там, Циско до сих пор видел в снах ту кошмарную ночь... «Ты должен, Циско! Только так мы сдержим взрыв! Если не получится... не открывай эту дверь!» И он ждал под дверью. Ждал, глядя на таймер... Чувства застыли. Это уже потом.  Но в кошмары порой прорывалось... вспышками, смазанно...
Чтобы уйти от навязчивых, будоражащих мыслей, Циско запустил симуляцию. Было не особо уютно работать, когда твой непосредственный начальник смотрит, что ты сейчас сделаешь и скажешь, ждет твоего ответа.
— Ну нифига себе! – не сдержался Циско, когда увидел на симуляции результат. – Это не исправишь, — он снова повернул монитор к Уэллсу, чтобы тот сам увидел. – И что теперь нас ждет? Целый город... кого? Вот серьезно, как можно справиться с такими последствиями?
Стало страшно – ведь он сам был практически в эпицентре. Мог бы так же кататься на коляске, как Уэллс, или лежать в коме, как Аллен... миновало. Или не миновало? Об этом потом. Как-нибудь, в свободное время... Что можно сделать? Мысль заработала.
— Мы не можем нарушить связи с темной материей... но можем контролировать и обнаруживать их. Я подумаю над тем, чтобы собрать сканер. Сканер темной материи, да. Переносной. Чтобы разбираться с проблемами локально, потому что со спутника все выглядит слишком страшно.
Когда техническая задача была поставлена, стало легче. И все равно, наверное, стоит поговорить с Кейтлин... когда он построит этот сканер. Когда найдет, что сказать.

Давным-давно,  а именно в конце ХХ века, Нео Королева Серенити жила жизнью обычной девочки. Посещала общеобразовательную школу, общалась с друзьями и только готовилась к тому, чтобы когда-нибудь стать такой, какой мы её знаем сейчас.  Она тогда только училась тому, как быть принцессой.
— И что, разве её никто не узнавал и не относился к ней по особенному?
— Нет, её тогда знали, как Цукино Усаги.
— Лунный кролик?
— Да. Как и ты.

Жить в доме семьи Цукино оказалось не так сложно  как девочка предполагала. Места не так много, зато она смогла быстро всё разведать и осмотреть. Маленький любопытный нос успел побывать везде где только можно, пока Цукино Усаги и её кошки Луны не было дома. Икуко и Кендзи приняли самозванку как родную племянницу, а Шинго успел сыграть с ней в видеоигры и пожаловаться на старшую сестру.
И если надежной защитой от Усаги служили её же родители, которые быстро заняли сторону младшей из «сестер», то с её кошкой было сложнее. Луна-Пи тщательно бдила жизнь и здоровье хозяйки,  и вовремя отгоняла кошку,  если та попадалась в поле зрения во время конфронтации с Усаги. Не зря ли?

Черная шерстка, такое знакомое имя и полумесяц, который носят только члены королевской семьи и их избранные советники. Три из трёх попаданий в то, что кошка Усаги – Леди Луна. Только вот, насколько Усаги отличается от мамы, настолько сильно  её кошка от Леди Луны. Пьет молочко, спит и до сих пор не сделала ни одного замечания.
Маленькая Леди размышляла о том, была ли эта кошка той самой кошкой, или же Леди Луна её тёзка. Могла же Усаги назвать кошку в честь наставницы? И ответа не находила.

— Чибиуса, все уже ушли, — голос Икуко вырвал её из размышлений.
Женщина поставила мисочку с молоком на пол и насыпала свежего корма, 
— Луна, иди есть.
Девчушка оторвала взгляд от пустой тарелки с хлопьями, встала из-за стола и отнесла тарелку на кухню.
— Спасибо за завтрак.
— Не за что! – спешно ответила мама Усаги и продолжила наводить порядок, - я сейчас уйду по делам, а ты, пожалуйста оставайся здесь и сильно не шали, хорошо?
— Хорошо! – любезнейшая и дружелюбнейшая из улыбок озарила лицо девочки, ведь она сможет продолжить разведку.
Дверь закрылась и они, девочка и кошка,  остались в запертом доме вдвоем. Луна-Пи со смешливой улыбкой проплыла в сторону второго этажа дома, и Маленькая Леди неторопливо проследовала за ней. С деловитым видом она прошла до комнаты Усаги, в которой ей выделили дополнительную кровать и демонстративно зевнула, прежде чем закрыть за собой дверь.

Стоило двери закрыться, как медлительная и сонная, но очень благовоспитанная девочка резво начала набивать мяч об пол.
— Луна-Пи! Изменись! – хлопок магического дыма и вместо дружелюбного котообразного шара, в руках у девочки уже был набор для скалолазания.

Чибиуса закрепила карабин за ножку от кровати Усаги, прицепилась к нему, проверила все крепления на себе, распахнула окно и полезла вниз по стене.
Как только она коснулась земли, крепежи растворились и шарообразная кошка вновь поплыла за хозяйкой следом.
Девочка открыла изнутри калитку и отправилась по своим делам, в сторону детской площадки.

Сдавали нервы. Они в принципе у Соловья, несмотря на всю его доброжелательность и внешнюю уверенность, были не на месте, но события последних дней… просто добивали. Вся эта интрига с Красной Шапочкой, ее книгой, обменом чернилами с Лилией и с ее заражением, потом вынужденное посещение Круга. От “общения” с высшими тенями до сих пор холодок скользил по коже, а в голове вольно-невольно пульсировало это вот: “Ты — ошибка” и “Тебя не должно быть здесь”. И ведь не скажешь, что даже если отбросить любовь к Ангелине, привязанность к друзьям и к Библиотеке, просто не имеешь права оставить объективную реальность, что ты невольник в их ордене. Испытание верности или, скорее, покорности — оно такое, нельзя его проваливать, даже когда сознание плывет от страха и “кровопотери”. Подерзить на прощание — хороший, конечно, способ сбросить стресс, да только вот все так завертелось и закрутилось, что Артуру ненадолго хватило этого заряда. Неудавшаяся инициация того мальчишки, разговор Ангелины и Барона, только подтверждающий самые худшие опасения Соловья в отношении людей — всех людей, включая дорогую подругу — тот срыв, когда он сам чуть не наговорил при Лилии много лишнего по части теней и книгочейства, короткая склока с Сашей. И Круг. Снова Круг!

“Она заставляет теней варить кофе. Наводит свои порядки… И это самая добрая из них!” — что-то такое металось в голове, когда Артур бесцельно шарахался по коридорам Библиотеки.

Татьяна Александровна и впрямь меньше всех прочих глав Круга пугала Соловья, однако эта ее властность и вмешательства в их дела… Ладно, проблема была не в том, что верхушка ордена наводила свои порядки в Московской Библиотеке. Вся эта намечающаяся история с “Молотом ведьм”, само это отношение… о, как оно выводило из себя! В конце концов, для Артура было более чем очевидно, что если бы Круг волновал результат, если бы им так нужна была эта проклятая книга, они бы не их последних студентов в бой отправляли, а его и Ангелину. Им-то не в первой приносить Кругу редкие книги и усмирять древние фолианты. А что если кто-то из ребят погибнет? Что если книга выйдет из-под контроля и случится то же, что и зимой, когда…

“Про Агату нельзя. Не думай!” — тут же одернул себя и тряхнул золотой гривой. Распущенной, потому что некогда было отвлекать ни Сашу, ни Ингу с заплетанием, а от Ангелины просто улизнул, пока она не вспомнила. Тот разговор с Бароном… он ведь все никак не шел из головы! По правде сказать, сегодня Артур вполне умышленно старался не попадаться никому на глаза. Ранним утром, когда ребята собирались с представителями МЧК на дело, скрывался в одном из бесчисленных укрытий теней, а теперь, когда общежитие опустело, решил перебраться туда — подальше от глав Круга, Ангелины и чужаков.

Лиля.

Она застала врасплох. Углубившись в свои мысли, Соловей и не заметил девушку на пути. Что смешно, он даже не почуял ее, хотя их нынешняя почти кровная связь позволяла ему почувствовать девушку на чертовски большом расстоянии. Наверное, если бы она не остановилась, Артур бы налетел на Лилию и сам бы того не заметил. Резко остановился. Уловил испуг в глазах напротив, и не сразу сумел скрыть свой. Напрягся всем телом, затем, опомнившись и заметив дружелюбие в лице девушки, расслабился.

— Привет, Лиля, — отозвался тихо и даже улыбнулся в ответ. Впрочем, улыбка вышла не столь… лучезарной и беспечной, как обычно. Некоторая напряженность чувствовалась в ней, да и в целом весь образ Артура сейчас сквозил нервозностью.

— Я не в обиде! Сам что-то… задумался. Еще бы немного и сшиб тебя! Думаю, мы квиты, — выдал чуть ли не скороговоркой. Нервозность его выливалась в болтливость…

— О, знаки! Помню сам изучал их. Интересная штука и… — резко осекся, снова напрягшись всем телом. Уставился на Лилю немигающим птичьим взглядом. Она ведь наверняка уже знает что он такое. Кто он. И что ему не нужны знаки, чтобы колдовать. В конце концов, Яков при ней выплюнул это вот “жалкая кукла из чернил”. И ребята наверняка уже рассказали.

“Ну да, Саша бы не захотел, чтобы я дурил Лиле голову столько же, сколько ему и Инге”, — подумал Артур и невольно повел ладонью по собственным волосам, затем, опомнившись, спрятал обе руки в карманах джинс. Наверное, следовало что-нибудь сказать и перевести тему на что-то более приятное. Не дать возникнуть этой паузе, неловкой заминке, но…

Лиля опередила:

— А ты как? — совсем простой и такой невинный вопрос.

Только вот и он поставил Артура в тупик. Соловей не привык говорить, что ему плохо. Не привык откровенно обсуждать это с кем-то кроме Ангелины (хотя и пару раз позволял себе подобное с другими неравнодушными людьми). Зато Соловей привык к тому, что для подавляющего большинства он просто вечно веселая и беспечная марионетка. Причудливая зверушка, чьи чувства значат куда меньше человеческих. И вот теперь Лиля… Лиля, которую не хочется беспокоить, потому что ей и так сейчас, наверняка, несладко. Лиля, которой тем не менее не хочется лгать, потому что и так вокруг нее соорудили целую паутину из лжи и недоговорок.

— Поверишь, если скажу, что все хорошо? — вопросом на вопрос ответил. Улыбка на лице Артура стала какой-то уж совсем невеселой. Извиняющийся взгляд золотисто-желтых глаз. Отвел его в сторону. Вздохнул и спросил:

— Как ты, Лиля? Все так лихо закрутилось, что я так толком и не успел спросить это, — и вот опять говорливость взяла свое. Стоило только сместить фокус с себя на девушку, как Соловей стал снова до одурения искренен и открыт.

— Я к тому, что мне совсем не пофиг на тебя, просто… — и все-таки он резко смолк, не сумев толком обратить свои эмоции в слова. Хотелось сказать что-то вроде “мне жаль, что я не смог поговорить с тобой после той истории с Красной Шапочкой, Волком и поехавшими лесорубами, и что не спросил как ты себя чувствуешь после инициации, и вообще кучу всего не сделал, не объяснил и не рассказал”, но вместо всего этого Соловей произнес:

— Ты в комнату идешь? Я могу тебя проводить. Если хочешь, конечно…

— Проклятье, – сумрачно произносит Кэл и передает Асоке электробинокль. – Когда я был здесь в прошлый раз, их было куда меньше...
Видимость паршивая, но прямо впереди, за рябью метели, высится храм, высеченный в скале и укрытый панцирем льда. Храм на Илуме, священное место для джедаев. Только теперь его подножие, как болезнью, изуродовано имуществом Империи; территория занята ангарами, контейнерами, грузовым транспортом и техникой, у которых несут караул штурмовики.
Сменяются они часто – здешний климат немилосерден.
BD-1 беспокойно жмет антенны к голове. Кэл снимает перчатки, дышит на ладони и протирает пальцами залепленные снегом датчики дроида, затем сажает его обратно на плечо. У Кэла и самого иней на ресницах. Беспощадный ветер, гуляющий между снежных взгорий, норовит содрать кожу с лица. Приходится повышать голос, чтобы перекричать его шум.
...А в голове – покой. Звенящая тишиной безмятежность.
Кто бы знал, какими усилиями она ему дается.
Безумно хочется разозлиться. Враз, в клочья и наплевав на всё. Чтобы ритмично стучало в висках, и ярость скрипела песком на стиснутых зубах. Рвать и метать. Без пощады.
Такое уже было с ним на Зеффо. В опустевшей деревне, где еще недавно жили люди, а сейчас остались только брошенные в спешке пожитки и распоряжения о выселении на закрытых дверях домов. Кэл не знал, куда отправили тех людей — в тюрьмы или трудовые лагеря... Теперь в их доме хозяйничала Империя. Просто поразительно, как она просачивалась в каждый уголок галактики, отравляя своим присутствием любую землю.
Добралась она и до Илума. И... Кэл не может избавиться от ощущения, что Империя уничтожает что-то слишком личное.
Он помнит, как прибыл сюда совсем юным, чтобы участвовать в церемонии Сбора. Помнит смесь азарта, нетерпения и страха облажаться, а затем – радостный трепет, когда на ладонь ложится прозрачный кристалл, на глазах наливающийся голубоватым сиянием. Его первый световой меч. Это как взросление, незаметное внешнему взгляду, но остро ощутимое изнутри.
  И то, что Империя влезла сюда, бесцеремонно ломая и священные традиции этого места, и его, Кэла, прошлое...
Он медленно сжимает и разжимает кулаки.
Злость не та роскошь, которую он может себе позволить.
По земле под ногами пробегает дрожь, отдает неприятной вибрацией в костях. Кэл молча обменивается взглядом с Асокой. Где-то в пещерах работает буровая пила – здоровенный зубастый монстр, вгрызающийся вглубь планеты. В прошлый раз Кэл задавался вопросом, что Империя забыла на Илуме. Теперь стало очевидно, что они развернули здесь масштабную добычу кристаллов.
Зачем им столько?..
— Дождемся смены караула и попробуем подобраться ближе.
У них с Асокой нет четкого плана. Когда они обсуждали эту вылазку, то не знали толком, с чем именно будут иметь дело — количество противников, размах ущерба... «Будем действовать по обстоятельствам», – пожимает плечами Кэл и кривит губы ухмылкой,  — «Меня устроит любой способ усложнить Империи  жизнь».
Ясно одно: их всего двое, а это слишком мало, чтобы идти напролом. Кэл жестом указывает на вершину скалы.
– Те окна наверху... Думаю, мы сможем пробраться через них внутрь незамеченными.

Если бы Циско кто-то сказал, что случится сегодня, он бы не поверил. Предпочел бы убедиться лично. А потом уже... С командой Флэша хватало приключений и так, поэтому свободное время, потраченное все-таки с пользой и для себя, и для команды, было благословением. Приключения же ждали его и так на каждом шагу. Но неужели здесь? Нет, здесь его ждет только кофе.
Хозяйка кофейни поставила перед ним чашку, взяла другую... Кажется, она не против, совсем не против общения. Отлично! День может стать еще лучше.
— Интересная точка зрения... Время и правда относительно. Наука до сих пор спорит о путешествиях во времени, ведь считается, что для этого есть ограничение – скорость света... Однако это ограничение можно снять... Простите, я сказал это вслух? Вы философ или ученый? И почему тогда кофейня?
Кофе, в свою очередь, был божественным. Как она так точно угадала, что ему нужно? Он сам порой мог не угадать, предпочитая что угодно, лишь бы сладкое и крепкое, создающее нужный для работы настрой.
— Что до здесь и сейчас, то прямо здесь и прямо сейчас я пью кофе в обществе самой красивой девушки, которую только видел. И мне это нравится. Циско Рамон, — представился Циско. – Ваш акцент? А, точно...
Только сейчас он прислушался к речи девушки... но если бы она не сказала, Циско не заметил бы.
— Нет, просто я раньше вас не видел. Вот когда вы сказали про акцент... Вы жили в Англии, верно? И как вам здесь?
Романтический... хорошо, почти романтический момент прервал какой-то глухой звук... Откуда это? Становится все страньше и интересней...
— Это что? – Циско хотел было подшутить на тему, как все быстро развивается, но споткнулся о напряженный, тревожный взгляд девушки, да так и застыл с открытым ртом, прижал уже-не-незнакомку к себе – ну как после этого считать девушку незнакомкой – уцепился за ближайший столик свободной рукой.
Тряхнуло сильно. Чашки задрожали... Жидкость стала подниматься вверх... Толчок. Кофе расплескалось. В СТАР лабс все точно было нормально — по крайней мере когда он оттуда уходил, а вот девушка явно понимала, в чем дело...
Все успокоилось. Толчок был хоть и мощный, но один, и можно было выдохнуть. Циско посмотрел на девушку, чуть отстранился и обратил внимание, что за окнами кофейни происходит нечто очень, очень странное... и знакомое.
— Это что сейчас, как в Докторе Кто было?
За окнами кофейни был уже не Централ-сити. Какое-то время там был просто вихрь, и ведь Циско такое уже видел... на волнолете. Точно. Это правда происходит. Вихрь сменился незнакомым пейзажем.
— Среди Легенд вас не было... это было путешествие во времени или только в пространстве? Это так круто! Где мы, и самое главное — когда?
Особенно если он будет не только техподдержкой, но и лично все увидит... Но что-то было не так. Неправильно...
— Только не говорите, что мы на другой Земле!
Конечно, для Циско это не было проблемой... Это было даже интересно. Еще интереснее, чем просто прошлое или будущее. Прошлое или будущее другой Земли – вот что потрясающе!

Крайне приятный (дело вкуса и восприятия, разумеется), достаточно ровный голос, обращенный к нему, вывел Кэйю из глубоких, почти медитативных размышлений, заставив поднять взгляд на собеседника, оторвав его от стакана, что уже минуты две, наверное, крутил по столу туда-сюда подобно заскучавшему коту. Только вместо скуки у него прострация, с которой ничего поделать не выходило. И... простите?

Как говорится, вот это поворот.

Прежняя встреча с Дотторе — с каким бы то ни было из — не могла назваться исключительно дурной. Кэйя бы даже сказал, что вышло полезно и интересно, а, главное, результативно: Дилюк потерял свой глаз порчи, и хотя бы только поэтому странная задумка не прошла даром. На уровне вне той самой встречи имелись поводы Доктора недолюбливать, хотя бывший капитан снова предпочёл бы иное определение: признавать опасным. Когда всплыла история с драконом, когда удалось нарыть достаточно много материала, потрести около-дипломатические и не только круги, информации вытряслось по каплям, но исчерпывающе ёмко. Вот только Кэйю оно не касалось, даже если Фатуи — одна из самых больших проблем Монда. Это, знаете ли, нынче можно было сказать о всём Тейвате, чего маловато для того, чтобы в один день стереть Снежную с лица этого мира. Если бы, конечно, у Альбериха в принципе имелось подобное желание: он не Дилюк, не Джинн, не Варка и не прочие небезразличные граждане страны свободы, а потому и на ситуацию смотрел своеобразно. На безопасность страны он смотрел весьма своеобразно, имея специфические понятия и подходы.

С Дотторе, как и с другими Предвестниками, и даже Фатуи в целом, у него ничего личного. Если бы не их служба на благо крио-архонта, Альберих устремился бы (снова) в холодные края, быть может, ведь формально у него вполне даже повод имелся (до сих пор ли там дядя-отец? Сгинул ли за годы?). Не с той повесткой, с которой рано или поздно планировал туда пойти, прежде чем суицидально двинуться с вопросами и морем скверной энергии Бездны в Селестию. И тем не менее: правда ведь ничего личного. В тот раз каждый представлял свою сторону и делал то, что от него требовалось. Для бытия эффективным и результативным. Вот и всё.

Кэйя испытывал ненависть разве что к Селестии, а вот эффективность — о какой из стран или группировках речь бы не шла — глубоко уважал, признавал и любил в данном смысле как вступать в конкуренцию, так и учиться, отчасти беря пример. Снежная в этом смысле впереди прочих наций, зачем отрицать очевидное, и это даже немного нравилось Кэйе. Потому что развязывало и его методам руки, давая свободу действий: сильному оппоненту и ответочка должна даваться соответствующая, а в этом Альберих смекал как никто другой. Если бы он знал, к примеру, зачем его в Монде оставили на самом деле, отчего именно там, для чего и какой надеждой он являлся, то непременно использовал своё бытие буквально правой рукой временного магистра (т.е. руководителя страны) для крайне полезных "своей" стороне задач, но... Сигналов из прошлого так и не последовало, когда мальчишка, а затем и юноша ждал их преданно и невзирая ни на что. Но время шло. Заместо прошлого у Альбериха вроде как появилось настоящее, которое могло бы (нет, но самообман — тоже штука дивная) стать будущим, если бы не... В общем-то, раз он в чёртовом Сумеру, где происходила неразбериха, в которой лишь только попавший сюда бывший капитан едва ли ещё разобрался, голова так вообще шла кругом — вот это само по себе значило, что "настоящее" будущим так и не стало, встретив препятствия. Увы, не личного масштаба; что у Каэнриа'ха всё только и могло быть что глобально да с размахом Кжйя уже понял и на себе испытал, спасибо. Потому, раз прошлое не искало Альбериха, он отправился искать его самостоятельно, будучи больше не в состоянии выносить того, что с ним происходило.

И вот опять: это место не могло остановиться в сюрпризах, судя по всему. Мало ему было той дендро-девчонки, Акаши (теперь переставшей работать у всех в принципе, wy?) и Стража. Устроившаяся напротив фигура Дотторе, о нахождении которого мимо делом заикались в очень узких кругах, без, понятное дело, деталей и какого-то излишнего интереса со стороны каэнрийца, его мирное настроение, инициатива начать разговор — это не то, чего ожидал Альберих. Ни вчера, ни сегодня, ни в принципе. Будь он частью дипломатической делегации в Монде, когда Кэйя занимал пост и был "на своём месте", возясь с подобным в том числе — единственная ситуация, в которой способен был представить их диалог, взаимодействие в принципе. Особенно после той ситуации. А сейчас? Чего ждать? Зачем? Из тех ли людей этот человек, способных просто заговорить, не имея за этим цели? Кэйя сомневался. Вот только дел у него с Предвестником никаких не имелось.

Будь суть в той безделушке, так дал бы знать о себе раньше, да и коли Дилюк выбрался в прошлый раз, так значит порешали, так или иначе... Или нет. В общем, слишком много времени прошло, чтобы полагать, что Дотторе здесь за этим. Альберих даже не уверен, что Доктор в принципе мог быть в курсе того, что бывший капитан здесь: он не слишком светился, ещё не развил большую сеть, чтобы его запоминали или знали, а отправлять Фатуи для выяснения нахождения некоего человека из Монда... Если честно, Кэйя не видел в том ни логики, ни возможности, ни смысла. И тем не менее, вот он, один из предвестников, здесь. Зачем-то намеренно присел напротив и заговорил. Не просто так и с размытым, но имевшимся намёком. В момент, блядь, когда Кэйе тошно от себя и собственного потерянного состояния, вынужденного переваривать слишком много дерьма одновременно. Максимально неподходящее время, в общем (для Альбериха). Но.

— Это место бесспорно любит их подбрасывать, не зная ни меры, ни когда стоит остановиться, — спокойные, едва растянутые мурчавые слова. Альберих обаятельно полу-улыбнулся, наконец сделав глоток из стакана, про предназначение которого, судя по всему, почти успел забыть.

— Похоже, вы тоже лично успели познакомиться с данной особенностью земель мудрости, Доктор?~

Лафайетт был идеальным местом, чтобы отвлечь разум и забыть о жажде убийств — безграничной, как казалось Элайдже, и унять которую едва ли удалось за два десятилетия.
С очередной совершенно ребяческой попытки Никлауса привлечь к себе внимание, вылившуюся в многочисленные дуэли за пределами плантации.
С мгновения, когда была убита Селест. Его прекрасная, одарённая Селест, чьей виной было только то, что она родилась ведьмой — и что он сам посмел обратить на неё внимание. Знал ведь, до каких высот временами доходит ревность брата, и на что он способен пойти.

Сентиментальный дурак.
Люди не меняются.
Первородные — не меняются тем паче.
Древняя, изначальная семья, остающаяся вместе скорее вопреки самим себе же, чем из-за неистового желания не расставаться. И незыблемое всегда и навеки из старой клятвы испуганных детей, обещающих поддержку и плечо, давно превратилась в проклятие, конец которому был уготован либо в ярости отца, либо в алчности брата.

От первого можно было бежать. Вечно — если придётся, как приходилось тысячу лет до того, скрываясь в живописных городках Европы и нередко называясь чужими именами. Новый же свет обещал новое начало для них, как и для их родителей века назад. Сколько уже герб Майклсонов украшал стены Нового Орлеана?..
Сколько они продолжали зубами выгрызать каждую секунду времени, что удавалось прожить, не оглядываясь через плечо и не ожидая предательского удара кола из белого дуба?..

И стоило ли оно того, демоны их всех дери.
Даже не вопрос — усталое утверждение, раз за разом срывающееся с губ бессмертного существа. Обязательно — в тишине, обязательно — пока охваченный очередным безумием Никлаус умчался в ночь, а прочие сиблинги слишком заняты собой, чтобы обращать внимание.
Хотя, кого он обманывает?
Финн был мёртвым грузом чуть более восьми сотен лет, Кол только на мгновение получил передышку от кинжала в груди несколько десятилетий назад, а Ребекка... Ребекка.

Горький смешок удается подавить неимоверным усилием воли.

Их невероятная сестра, единственная, кто сколько-то стремилась к простоте человеческой жизни, вновь лежала в вычурном гробу лишь потому, что её сердце по-прежнему оставалось настолько же нежным, как и в дни до их обращения.
Под слоями из сарказма и жестокости, которыми каждый из них окружил себя за долгую, слишком долгую жизнь, Ребекка всё так же во многом оставалась той храброй, чудной девочкой, которая не страшилась гнева отца и раз за разом сбегала с уроков матери.
Стоило только знать, что искать в её вызывающем взгляде.

Элайджа знал.
Как и Никлаус.
А для их брата, собственнические наклонности которого порой слишком выходили за границы, не было предательства хуже, чем простая возможность, что его семья может поставить что-то — кого-то, — выше него. Смерть Селест стала очередным, крайне болезненным, уроком; бесчинства Кола, пусть длящиеся всего ничего, были только подтверждением.
Сухое обещание, данное юному Марселусу, оказалось подписано кинжалом в груди их сестры. И, вместе с тем, добавило далеко не последнюю — а Элайджа достаточно хорошо себя знал, — каплю в бездонную чашу терпения.

Всегда и навеки было их проклятием.
За которое он продолжал отчаянно цепляться.

Потому что где-то там, под напускным безразличием, в Ребекке по-прежнему бился огонёк, жаждущий свободы и любви.
Потому что никакие кровавые бани, устраиваемые Никлаусом во имя... чего-то, что на этот раз затуманило его мысли, не позволяли забыть мальчишку, с затаённым восторгом таскающего старшему брату краски.
И ведь... стоило отпустить это наваждение. Боги свидетели, сами брат с сестрой давно отпустили, а Никлаус и вовсе не вспоминал их человеческую жизнь без презрения.

Элайджа, пожалуй, оставался сентиментальным дураком.
С целью.
Последнее могло бы быть оружием опаснее, чем когда-либо снилось Майклу, не продолжай Ник без устали испытывать терпение старшего, не провоцируй он очередным кинжалом и вычурной именованной коробкой в подвале.
Иначе слишком просто было закрыть глаза на чужой страх остаться в одиночестве, позволяя гневу и горькой безысходности завладеть собой. Заставить поверить брата в небольшую отлучку по делам, в то время, как на корабле до Австралии уже было выкуплено место с его именем. Несколько океанов и совсем другой континент были бы подходящим расстоянием, надежно укрывающим от отца и Никлауса.

И это были... хорошие мечты.
Сотворенные разумом в моменты слабости.
В конце концов, те три гроба из подвала были самым надежным якорем старшего Майклсона. Особенно во времена, когда он был готов отставить в сторону обещание всегда спасать брата от него самого.
Когда Ребекка в очередной раз была "наказана" за то, что посмела отдать кому-то свое сердце.
Когда крохотный, эфемерный шанс на счастье оказывался безжалостно раздавлен яростью Клауса.

Элайджа позволял себе ненавидеть. Недолго. Запирая собственные чувства подальше, вновь и вновь надевая маску разумного, благородного брата, всегда знающего, как отвернуть гнев младшего от его цели, он раз за разом повторял слова древней клятвы и заставлял себя верить в её святость.

Не сейчас, впрочем.

Могила Селест всё ещё слишком ясно была отпечатана в памяти, а в резиденции Майклсонов давно не было слышно задорного смеха Ребекки. Тишина была очередным напоминанием о более мрачной правде, от которой сейчас вампир решил убраться подальше.
Относительно.
Лафайетт по-прежнему был всего лишь в паре часов езды от Нового Орлеана, а местный ковен требовал гарантий, что гонения на ведьм, прокатившиеся через города двадцать лет назад, больше не повторятся.
Элайджа слышал в броских словах страх и отчаяние, которыми наверняка была охвачена Селест в последние минуты своей жизни. Сухо бросить Клаусу, что он разберется с этой проблемой, не стоило совершенно ничего.

Союз с ведьмами мог оказаться полезным в будущем.
Первородному же была необходима передышка от собственной семьи.
То, что местный лорд давал бал, распорядившись о приглашении для недавно прибывшего в город Майклсона, было всего лишь дополнительным бонусом. Впрочем, он тихой улыбки вампир не удержался: иронию благотворительности, которой Никлаус всегда считал многочисленные альянсы, в которых его семья обязательно получала все преимущества, не оценить он не мог.

Глава ковена беспокоится о будущем для своих людей, не понаслышке зная, что значит попасть под прицел гнева испуганных горожан? Элайджа позаботится об этом. Желательно, за бокалом вина, на которое был так щедр хозяин вечера, не видящий в госте никого более, чем влиятельного плантатора и одного из городских богачей.
С такими, как он, стоит знаться.
И дела стоит решать тоже с такими, как он: хаотичная натура Никлауса была известна далеко за пределами Нового Орлеана, а Ребекку слишком многие считали слишком ветренной, чтобы говорить о чем-то материальном. Разумеется, глупцы скоро узнавали всю глубину своих заблуждений, пока вампирша брезгливо стирала капли крови с ворота платья.

На мгновение Элайджа искренне захотелось, чтобы сестра была рядом сейчас. Ей бы наверняка не понравился хозяин вечера — в отличие от его лакея, учтивого юноши у самого входа, украдкой бросающего на своего господина недовольные взгляды. Что может быть поэтичнее, чем две потерянные души, нашедшие друг друга за совместной нелюбовью к кому-то?..

Нет, определённо он найдёт способ избавить Ребекку от кинжала; ребяческий уговор Никлауса и Марселусом может катиться в ад. Она заслуживает того, чтобы наслаждаться роскошным вечером, вниманием десятков кавалеров, рассыпающихся в комплиментах, и — как ему хотелось бы верить, — его компанией.
Заметка на будущее.
Сейчас же следовало заключить небольшой уговор с главой ковена, возможно — поговорить с некоторыми аристократами, всегда готовыми расширить свои владения. Никто не исключал необходимость тактического внушения; благо, знакомые нотки вербены не скрашивали запах гостей.

Элайджа скупо улыбается, позволяя вечеру и собеседникам вести себя. Его план успел оправдать себя: за десятком и другим обсуждений возможных новых торговых путей, и проверкой слухов о бессмертных охотниках на вампиров из Старого Света, о выходках брата практически получается не думать.
С трудом, но этот Майклсон всегда был слишком упрямым.
По крайней мере, он почти что позволяет себе поверить, что еще одна ночь в Лафайетте будет приятным дополнением в копилку его личного спокойствия, пока в толпе танцующих взгляд не натыкается на знакомые карие глаза.

Катерина.
Разумеется.

Эта женщина не умела появлятся на горизонте, когда всё шло относительно хорошо. Небольшое же стихийное бедствие манило её, словно мотылька на огонёк, что бы там она не говорила о собственном инстинкте выживания.
Та, кто пятьсот лет жила под дерзким "Кэтрин", дышала и не могла надышаться опасностью и адреналином в собственной крови. Черту эту, безусловно, ей привил Никлаус, заставив научиться любить то подобие жизни, которым обернулось постоянное бегство.

Что, по-своему, тоже было крайне иронично для того, кто продолжал видеть лицо отца в каждом мало-мальски похожем на него незнакомце. Но история циклична, и былым опытам было свойственно повторяться — как бы не жалел Элайджа ту милую девушку, едва прибывшую из Болгарии, но уже оказавшейся замешаной в интригах и проклятиях древнее, чем сам мир.

Знай Клаус, что она была здесь, всего в нескольких часах езды...

Вампир задумчиво склонил голову к плечу, оставляя бокал на услужливо подставленном слугой подносе.
Вряд ли Катерина была настолько опрометчивой, чтобы громко заявлять о своем присутствии на балу. Тщеславной и горделивой, требующей быть в центре внимания — но никак не опрометчивой. Майклсон был готов поклясться, что видел мелькнувший во встречном взгляде девушки страх, только подтверждающий его догадки.

Она прибыла на бал, понятия не имея о списке гостей; но и Никлаус не был осведомлён о её присутствии, иначе стоило ожидать небольшую кавалерию у самых ворот, ожидающую приказов.

Элайджа никогда бы не назвал себя злопамятным, требующим скорого отмщения за всё то, через что приходилось переступать по воле брата, но эта ситуация... ею он собирался насладиться. Простого знания, что младший в который раз упустит шанс добраться до вертихвостки, избежавшей ритуала четыреста лет назад, хватало с головой.
А ещё — избавляло от чувства вины, иррационального, но неизменно оставляющего свою ложку дёгтя.
Не в этот раз.

Следовать за девушкой не так сложно, как ей хотелось бы: толпа сама расступалась, пропуская её вперёд, совсем не скрывая от лишних глаз. Знала ли она, что всегда привлекает внимание, куда бы не пошла? Знала наверняка, не учитывая, что сейчас это могло стоить ей проблем.
И ведь стоило бы, не реши Никлаус, что взревновать своего протеже к брату — хорошая идея. Не устрой он вакханалию из-за этого. Небольшой ответный урок в качестве взаимного братского понимания не помешал бы.

Обойти танцующих, не спуская с брюнетки глаз, ничего не стоит. Как и легко улыбнуться одними уголками губ, наконец завладев и её безраздельным вниманием, зная, что вновь сомкнувшийся барьер из людей не даст ей сбежать вновь.
Если, конечно, она не решит этот вопрос кровью, что обязано было вылиться в одну большую неприятность в лице торжествующего Клауса.

"Ты же умная девочка?"

— Здравствуй, Катерина, - её имя знакомым рокотом перекатывается на языке, всё так же отказываясь звучать выбранным ею псевдонимом. Кэтрин Пирс была результатом мании его брата; Катерина Петрова же была... кем-то иным. Отголоском времени, когда надежду на искупление было не так просто пошатнуть.

Скрипки затянули первые ноты вальса, и толпа вокруг вновь пришла в движение. Элайджа властным жестом перехватил ладонь девушки своей, слегка потянув на себя:
— Я надеюсь, ты не откажешь мне в этом танце? - он вновь улыбнулся, зная, что улыбка глаз не коснулась. Сколь бы соблазнительной не была мысль добавить в голос немного угрозы, но... нет. Не с ней. И не сейчас: угроз на этот вечер ему и без того хватило. — Что ты внушила несчастным хозяевам, что тебя пригласили в дом?

Со стороны могло показаться, что как минимум Кэйе очень просто давался этот разговор. Что говорить с Дилюком, вот так открыто взаимодействовать — это не сложно, ничего не задевало и не вызывало некоторые противоречия. И, если честно, это будет правдой более чем наполовину. Ведь, несмотря на все недомолвки, они оба знали, что Дилюк вернётся спустя пару лет: иначе случиться просто не могло. Вернётся не один, а с рядом ответов, кипой новых вопросов и некоторой информацией, что приведут его к переосмыслению: злиться на Кэйю будет попросту не за что, лишь только обида по той части, что личная, что касалась доверия — сложно и поломано будет лишь там. Но... не та ли это справедливая цена, которую стоило заплатить за взросление и снятие розовых очков идеализма? Лучшего способа, как и ситуации, представиться не могло. Кэйя, так или иначе, поддерживал Дилюка на всём его пути — и слов для этого было нужно куда меньше, чем казалось. Мало что изменилось и сейчас, вероятно. Вне безопасности Монда им едва ли найдётся, о чём поговорить в ближайшую вечность. Альберих может — и непременно сделает это — упомянуть про пострадавший глаз ещё не раз, задевая и тыкая названого брата палочкой в чувство вины, но ведь им обоим известно, что на самом деле Кэйя не в обиде. Для него это тоже — плата за урок; второе за раз напоминание о том, что нет табу большего, чем правда, и что на этом пути он должен нести её один, без шанса быть понятым. Только его ноша, как того, чей род следом за Чёрным Солнцем не смог ни предотвратить катастрофу, ни взять под контроль ситуацию после, сохранив хотя бы те жалкие остатки, что уцелели после падения величайшей из цивилизаций. Справедливо для каждого из них и, наверное... Наверное, оттого, при всей лёгкости взаимодействия и произносимых слов со стороны Альбериха, всё для него неоднозначно тоже. Он человек куда меньше, чем Дилюк, и практически пуст в своём содержимом, чтобы страдать над мелочами; однако "меньше" и "практически" не равно совсем. И потому ему не плевать. И потому он крутится даже сейчас. Молчание в пропасть в каокм-то смысле было бы только хуже, сильнее подчёркивая таковую, должно быть.

Вышло как раз по этому принципу: всё по делу, а дальше... несколько комментариев и "ничего". Ничего, переполненное очень многим, но едва ли способное быть переведённым в слова, ведь и говорить, ну... что? О чём? Спросить что? Прояснить? Обвинить? Извиниться? Немного тупик, даже если тем на деле тысяча и одна. Не сейчас, Дилюк скрипел (буквально и метафорически). Что, с одной стороны, загляденье, и Кэйя способен даже сейчас это уловить почти с замиранием сердца, а с другой... Наверное, даже у него имелись свои лимиты цинизма и мразотности.

— Это очень эффектно. Ты не спрашивал, конечно, и не нуждаешься в этом, но если предположить, что тебе подобное было бы важно: знаешь, не стоит это использовать. Можешь считать, что я завидую силе и всё такое, но... Правда, не стоит.

Странно чувствовать его рядом. Снова. Сначала — непривычное ощущение от отсутствия глаза, а затем не только этот самый глаз обратно, так ещё и пожар Дилюка, его пламя, жар, тепло, смешанное с железом крови и чем-то странным, чего прежде не улавливал никогда, ещё и в комбинации со стихией богов... Это правда подзабытое, почти обжигающее прикосновение. Странно, что ни искр, ни чего-то подобного не последовало, ведь Альберих буквально заряжен электричеством.

— ... Если сегодня я-таки в роли девицы, то мне должно быть душно и неловко, — кисло-сладко усмехнулся, принимая жест Полуночного Героя. Не то чтобы Кэйя в восторге от этой затеи и подобного хотел, но так правда быстрее. Им надо убраться, а насколько крепко с ходу будут держать собственные ноги — Альберих не уверен. — Не скажу за неловкость, но душно буквально на грани напряжения, — неизменно про элементали. Ткань неплохо передавала электричество, потому приходилось прижиматься, не прижимаясь, и держаться, не особенно двигаясь. Лишь бы скорее выбраться и почувствовать под ногами твёрдую землю, а не чертово биение чужого сердце и разогнанную по телу горячую кровь. А дальше имелась стенка, Дилюк в помощь к стенке, если совсем плохо — ледяная трость. В общем, пешком.

— Спасибо, — глухо и без издёвки, коротко и лишь с недолгим мазком взглядом.

— Не против, если я... тоже перетрусь в таверне, прежде чем поковылять восвояси?

"С самого детства? "

Картины о невероятно жизни циркачки уже строились в воображении  Чиби Усы пока она лавировала между прочими детишками, следуя прямо за новой знакомой. Наверняка в этом цирке работала вся семья Паллы: отец был усатым  начальником цирка, а мама знаменитой акробаткой. Или может то были два дрессировщика или пара людей  дышащих  огнём? Невероятно!

Хи-хи-хи.

Юная Леди улыбалась своим мыслям, в которых  рассказывала семье обо всем приключившемся за ужином. Вот Шинго будет в восторге, а Усаги наверняка взбесится, ровно до того момента пока Чиби Уса не позовет и её в цирк. И вот тут то Усаги уже не сможет отказаться. Что уж говорить об  одноклассниках... Вот они все обалдеют, когда узнают что она-то смогла приметить в толпе настоящую артистку цирка, и сейчас вообще всё узнает и попробует!

— Серьезно?! — восторгом Чиби Усы если бы он измерялся в кирпичах или тротуарных плитках, можно бы было вымостить улицу.

"Попробовать свои силы в качестве артиста цирка."

Конечно  Чиби Уса уже была на это согласна. С самого рождения жизнь готовила её к этому. Она смотрела на то  как Палла ловко взобралась на шар, устояла на нём без каких-либо проблем и спрыгнула, уступая место. В сознании Чиби Усы пронеслись мысли о том, как она также вскакивает на шар, наворачивается с этого шара и сносит пару палаток следом.
Но  её, конечно, это не остановит. Не каждый день и не каждой девочке выпадает такой шанс. В конце концов – это не должно быть сложнее прыжков во времени или с балконов, ведь рядом будет профессионал.

— Нет-нет-нет, я хочу попробовать шар.

"А жонглировать огнем можно?"

Малышка протянула руку Палле и приподняла ногу. Шар большой, встать на него как на какой-нибудь мячик или поребрик не выйдет.  Девочка колеблется, застыв с приподнятой ногой. Приподнимается на носок опорной ноги, раскачивается обратно на пятку и вновь на носок, гипнотизируя взглядом шар.

— Сейчас… — боясь, что Палла передумает и заберет шар, пока она колеблется, Чиби Уса, что уже мысленно несколько раз запрыгнула на шар и  вскоре оказалась под ним, опустила обе ноги, подогнула ноги и быстрым прыжком оказалась наверху, в процессе упустив руку циркачки.
— Ой! – только и проронила она, начав размахивать руками, чтобы поймать баланс. Но
Этого было мало, тело и шар неслись в разном направлении и нужно было… бежать! Чиби Уса начала перебирать ногами.
Быстро-быстро. Но ощущение что она неминуемо навернется с этого шара её всё ещё не отпускало.
Движение это было неостановимо. Она на шаре, шар под ней, они движутся. Вот только направление задать этому движению было не в её силах.

— Осторожно!  — только и выкрикнула она, несясь на кого-то в толпе, прежде чем целенаправленно слететь с этого шара в сторону газона. 
Она летела навстречу жухлой траве, и запах её на какие-то мгновение стал ярче даже запахов попкорна и сладкой ваты, забив собой её нос, которым она пропахала почву под собой. Больно. На коленке уже ощущалось легкое жжение,  нос тоже болел. Чиби Уса приподняла голову и на всякий случай приложила палец к своему носу, чтобы проверить не пошла ли кровь, но её не было. Зато была травинка и комочек земли.
Она глухо хихикнула, отряхнула о юбку руки и смахнула слезинку из глаз. Это было смешно и больно одновременно.
Из ранки на коленке уже намеревалась просочиться кровь. Но девочку это особо не беспокоило.

— Я в порядке! – она помахала Палле рукой.
— Чем ещё займемся?

Кенди пыталась удобнее устроиться за письменным столом, но ей как будто что-то мешало. В ее новой комнате ей не нравилось, несмотря на все удобства элитного заведения.
Колледж Святого Павла в самом деле был самым лучшим и весьма знаменитым учебным заведением в Лондоне. Даже более того, слава о нем донеслась и до Нового Света. Именно поэтому отчасти здесь девочка и оказалась. Ее новый опекун пожелал для своей приёмной дочери самого лучшего. А это место и было именно таким.
Кенди сначала сопротивлялась, но в итоге осознала важность данного выбора.
Я выбрала этот путь, и к тому же я должна быть благодарна дядюшке за все, что он делает для меня. К тому же, я не одна здесь. Стир и Арчи… они рядом, и я всегда могу найду способ их увидеть. И меня ни разу ещё не поймали. Кенди тихонько хихикнула, вспоминая последнюю вылазку. Сестры так скрупулезно искали следы преступления, но Кенди Уайт никогда не совершает одно и то же действие дважды.
А ещё у меня наконец появилась подруга. Пати славная добрая девочка, хотя иногда чересчур сильно переживает.
Без моих друзей жизнь в колледже была бы ужасно скучной и однообразной. Мои друзья скрашивают это будничное существование. Без них это место действительно стало бы для меня тюрьмой.
Учащиеся действительно напоминают заключённых. Вот только неясно, за что студенты наказаны. А здесь любили наказания. И Кенди в этом успела убедиться. Комната для размышлений, комната для наказаний. Некоторые юные леди боятся и едва ли не начинают молиться, когда слышат о них.
Излишеств в этой школе не любили. Строгая форма одежды, чётко согласованный распорядок дня и постоянное нахождение под бдительным оком сестёр.
Хотя сестра Маргарет очень понимающая и справедливая. Единственная, кто не считает меня плохо воспитанным ребёнком. Интересно, и почему сестры думают, что если у девочек живой и непоседливый характер, то они могут дурно влиять на своих сверстников?
Кенди в задумчивости потерла лоб.
И почему после семи вечера запрещено покидать свою комнату? И кто придумал комендантский час? Наверное, человек, начисто лишённый друзей.
— Как же мне не достаёт общения!
В доме Пони сейчас так тепло! Сколько не от камина, сколько от добрых улыбок детей. Мисс Пони, сестра Мария, я так скучаю!
Уайт достала из ящика письменные принадлежности и бумагу.
Напишу письмо! И так я почувствую, что они рядом со мной.
Кенди хранила с большой любовью все письма, что прислали ей из родного дома.
Никакие строки не смогут передать моих чувств!
Я так скучаю! - вслух сказала девочка. Я знаю, что все ради меня, но я всё равно каждый день думаю о вас!
Кенди решила писать только о хорошем, чтобы ничем не огорчать дорогих ей людей.
Как бы я хотела, чтобы вы смогли однажды приехать и увидеть, как я выросла и чему научилась. И чтобы не случилось, вам никогда не придётся краснеть за меня или испытывать чувство стыда. В этой школе довольно суровые нравы, но ведь цель данного учреждения воспитание благородных девушек и юношей. Хотя я не понимаю, почему некоторые из кожи вон лезут для этого. Не лучше бы просто быть собой?
Воспитанница власть зевнула и от души потянулась,а после с разбега прыгнула на кровать. Она громко смеялась, удобно расположившись на застеленном покрывале.
— Вот видела бы меня сестра Грейс? Она была бы шокирована и потрясена.
Хорошее расположение духа почти испарилось, и она вздрогнула, когда в дверь раздался стук.
Ох, это колледж или Скотланд Ярд? Ни чихнуть, ни засмеяться…
Уайт вернула все на место и подошла к двери.
Нужно открыть или хотя бы подать голос.
— Кто там? Кто это? — спросила она и прислушалась к звукам снаружи.

Небольшая череда выходных закончилась. День Рождения отпразднован. Настала пора возвращаться к рабочим будням в окружении собственных проектов и к мероприятиям, на которых проекты эти следовало представлять широкой общественности. Что ж, Тони привык, да и это доставляло ему удовольствие по большей части. Он любил чужое внимание, а еще действительно был рад показывать публике результаты своих трудов, пускай и не все собственные творения ему казались достаточно великолепными, чтобы получать СТОЛЬКО восторгов.

Выставка автомобильной промышленности. На ближайшие пару дней Тони был занят ей. К организации самой выставки ни он лично, ни Stark Industries особого отношения не имели, однако представлять SI на стенде и выступать с презентацией на сцене — тоже дела хлопотные. Хлопотные, разумеется, в самом приятном для Старка смысле. За столько лет выставочная суета не стала для него рутиной. От руководства подготовкой стенда он не уставал и удовольствие получал вполне себе значительное, а предвкушение грядущей презентации так и вовсе будоражило. На этот раз Stark Industries действительно было чем вскружить головы ценителей высокотехнологичных авто.

“В серийное производство вряд ли в ближайшие лет десять-двадцать пойдет, но даже один образец — уже прорыв”, — тщеславные мысли не давали Тони покоя.

Да и почему нет? Стильный электрокар, функционирующий на несколько упрощенной и адаптированной под авто версии дугового реактора — действительно чудо. Если не считать не совсем экологичные производственные процессы, это абсолютно экологичный автомобиль, который не нуждается ни в топливе, ни в многочасовой подзарядке. Тесла нервно курит в сторонке! Добавить к этому еще и продвинутый бортовой ИИ — “младшего братишку” Д.Ж.А.Р.В.И.С.а, натренированного водить авто, а не пилотировать броню — и успех на выставке гарантирован. Пресса в восторге, Тони в лучах славы, Stark Industries получает новые контракты и инвесторов, а про скандальный ночной инцидент в Центральном парке уже никто и не вспомнит. Идеально.

— Если что встречаемся у стенда SI, — по пути на выставку бросил Тони Стиву — тот, к удивлению Старка, пожелал присутствовать на мероприятии, — либо лови меня в лаундж-зоне. Доступ у тебя есть, — усмехнувшись, кивнул на бейдж-пропуск. Немного помолчал, а потом как бы между прочим добавил: — И в твоих интересах, Эльза, не пропустить мое выступление на главной сцене!

Разумеется, Тони не посвящал Стива в то, что именно он собирается представлять на выставке. Хотел выдержать интригу, да и не был до конца уверен в том, что Стив действительно оценит это технологическое чудо. По правде сказать, Тони не ожидал, что Роджерс и впрямь пожелает посетить выставку. Почему? Сложно сказать. С одной стороны, благодаря последним событиям Стив казался Тони все больше таким же человеком, и все меньше занудой-Капитаном. С другой стороны, принять мысль о том, что Стив — это Стив, а не только Капитан, похоже, оказалось для Тони не самой простой задачей. Впрочем, присутствие товарища его радовало. Стив — не Пеппер, но в целом отличное пополнения в рядах свидетелей его триумфа. Тем более, что Пеппер тоже будет присутствовать.

Некоторое время спустя Старк уже готовился к выступлению в закулисье главной сцены. Никакого трепета и никакого волнения. Пускай и грядущая презентация ощущалась им как некий мощный рывок вперед, Тони действительно слишком привык к вниманию, а еще он привык быть двигателем событий едва ли не исторических. Все будет прекрасно, великолепно даже, так стоит ли робеть перед масштабом собственного успеха? Нет. Разумеется, нет! Мысли о безопасности Тони тоже не волновали. Он просто не допускал до себя идеи о том, что что-то пойдет не так, пускай и к безопасности на выставке он также не имел никакого отношения. Длительный “отпуск” от геройских дел знатно усыпил бдительность, а присутствие брони на стенде Stark Industries только добавило уверенности Тони в собственной неуязвимости. И совсем неважно что во время выступления на сцене он станет открытой мишенью! Кому вообще хватит наглости атаковать его перед такой толпой? Бред же!

“Ну что, вперед?” — спросил внутренний голос, а Тони, не иначе как назло стилисту, взлохматил волосы на макушке и ринулся на сцену. Бодрый, сияющий лучезарной улыбкой и в целом бесспорно великолепный, он уже приветствовал толпу, широко раскинув руки. Кровь кипела в жилах...

Это миг его славы. Один из многих.

Мария потихоньку начала привыкать к жизни в гареме. Она еще, будучи на корабле приняла свою судьбу. Девушка думала, что будет рабыней, которую загрузят работой. Но, к счастью, ее судьба сложилась по-другому. У нее была чистая одежда, вкусная еда, мягкая и теплая постель. Что еще желать? Единственное, чего боялась девушка — что султан призовет ее в свои покои. Но может, этого никогда не произойдет. Некоторые девушки из гарема все рассказали Марии, поэтому она пока не думала о своем страхе. Сегодня к султану повели Александру. Мария беспокоилась о своей подруге, но в глубине души надеялась, что все пройдет хорошо.
Сегодня девушки отправились на урок турецкого. Марии сложно давался новый язык, но что бы и дальше жить в гареме, нужно учиться. Нигяр Калфа сегодня была раздражена больше, чем обычно. Она то и дело ругала и подгоняла девушек. Мария почти привыкла к жизни во дворце. Девушка решила немного задержаться после урока, и немного попрактиковаться в языке. Она совершенно не заметила, как быстро пролетело время. Мария поспешила вслед за девушками, которые удалились на приличное расстояние. Нигяр Калфа прикрикнула на Марию, чтобы та быстрее шевелилась. Девушка засуетилась. Она пыталась нагнать остальных девушек. Дорогу перекрыла стража. Крепкие мужчины вели незнакомца. Мария остановилась и взглянула на юношу. Девушка никогда не видела таких прекрасных и чарующих глаз. На секунду, их взгляды пересеклись, и девушка поняла, что у нее возникли чувства к парню. Юношу поспешили увести, а Мария некоторое время стояла и смотрела вслед удаляющейся стражи. За короткую жизнь во дворце, Мария видела разных преступников, которых сажали в темницу, а наутро казнили. Девушка очень хотела спасти этого юношу, но это было очень опасно. В случае провала, славянку могли казнить. Мария вернулась в покои, и дождалась того, когда все уснут. Александра еще не вернулась. Обычно, султан не оставлял наложниц на ночь, но сегодня решил сделать исключение. Это было на руку Марии, так как подруга, скорее всего начала бы выпытывать. куда это ее землячка собралась по среди ночи.
Девушка старалась идти бесшумно, чтобы не попасться на глаза Нигяр. Хоть ей и было страшно, но ей двигало желание помочь незнакомцу. Мария знала, в какой стороне темница, и тихо последовала туда. Стражники были заняты игрой, чтобы скоротать время. Обычно, никто не стремился попасть в темницу. Девушке пришлось дожидаться подходящего момента. Ей удалось миновать стражу. Камеру с юношей быстро удалось найти. Мария взялась двумя руками за прутья и с улыбкой посмотрела на заключенного. Он сидел на полу. Сперва, он не заметил девушку.
— Пссс — тихо позвала наложница. Она нервно обернулась, рассчитывая, что никто ничего не услышал.
— За что вас посадили сюда? Вы прибыли к султану? Откуда вы? Как вас зовут?
Мария смущенно улыбнулась, и опустила глаза. Она понимала, что юноша не захочет доверять ее, и вряд ли ответит на ее вопросы.
— Я знаю, вы думаете, что  мне нельзя доверять. Но, если вы невиновны, я могу помочь вам выбраться.
Девушка еще раз опасливо обернулась. Но к ним никто не спешил.
— Меня зовут Мария. — девушка снова смущенно отвела глаза. — Я одна из наложниц султана Сулеймана. Я немного знаю все о дворце. Знаете, мне кажется, что вы хороший человек. Я очень хочу помочь вам.

Оставив Афину наедине с картой мы спешно покидаем помещения. Я хоть и рассчитывал какой мощности может быть взрыв, точного ответа на этот вопрос я не могу дать, так что в наших интересах убраться как можно дальше. Я подхватываю Хелен на руки чтобы ускорить наше перемещение. Взрыв происходит когда мы уже находимся практически на склоне, еле успевая нырнуть ниже его кромки. Но мы в безопасности. Нас взрывная волна не затрагивает. Еще одно приключение на двоих позади.

Этот случай опыта близкой смерти мы точно нескоро забудем. Особенно персону которая сделала его таким запоминающимся. Хотя бы от мощности взрыва можно быть уверенными что никто в тех пещерах не выжил и нам не придется разбираться с другими жаждущими господства над людьми вампирами.

Ох, господство над людьми и возрождение моей расы. Это, конечно, легче делать когда ты снова вампир, но, возможно, я отложу эту идею насовсем. Или на подальше. У меня будет время подумать что именно я хочу делать в этом случае.

Немного отдышавшись, мы с Хелен осторожно поднимаемся. У нас ничего не осталось при себе кроме того, чтобы было на нас. К счастью, хоть мы и достаточно далеко от города чтобы не вызвать какие-либо в нем проблемы, мы не настолько далеко чтобы это было огромной проблемой. К тому же нам очень везет что мы оставили свой транспорт несколько дальше чем прямо у входа. Осторожность, все-таки, превыше всего.

К счастью, у нас есть на чем добраться до ближайшего отеля. Ни у одного у нас нет сил думать о том, чтобы направиться домой, так что этого будет вполне достаточно. Не говоря уже о том, что хоть взрыв не нанес какого-либо урона городу, его все равно придется объяснять. Он точно отразится на сейсмометрах. И это при условии что его никто не наблюдал напрямую. Я бы предложил помочь с сокрытием ситуации, но это больше сильная сторона Хелен. У меня нет связей необходимых для такого. Так что прежде чем мы можем позволить себе отдохнуть, она уже запускает процессы сокрытия последствий нашего приключения. Пока она это делает, я забочусь о нашем комфорте.

Я все еще удивляюсь что мы в одной комнате. Зная Хелен, она бы добилась раздельных если бы хотела. Но сейчас я даже рад этому. Так мы можем убедиться что другой в целости и сохранности. Если нас настигнут кошмары, из них будет легче выпутаться. А еще будет легче порадоваться моей, повторной, трансформации. Я заказываю немного еды на случай если кто-нибудь из нас все же проголодается и готовлю все чтобы мы могли спокойно приготовиться ко сну. Вампир или нет, после таких приключений я бы не отказался от этого.

База кипела активностью. Нужно было прибраться после последних приключений. И отчеты. О эти отчеты. И посреди всего этого у меня было еще две задачи которые мне надо завершить самому. С уборкой и своими впечатлениями работники справятся сами, мои задачи несколько сложнее. Как описать этот инцидент так, чтобы вышестоящие лица не видели его таким, какой он есть будет та еще задача. Еще и Коатс никак не желает отстать. Слишком любопытный разум. Необходимое качество для ученого, но когда надо что-то скрыть оно становится проблемой. Не говоря уж о том, что ей явно не очень понравилось присутствие Хелен. И надо же было ей появиться на моем пути как раз когда я уже собирался уединиться в своем офисе. Ну что же, это не займет много времени.

Все же задач на сегодня много, так что отправить ее проследить за мелкими поручениями и восстановлением работы до стандартного уровня нисколько не подозрительно и не через чур сложно.

Я скрываюсь своем офисе и перепроверяю какая информация у меня есть и что я успел загрузить на устройства Хелен. Нет, я знал что именно я сделал, но все же перепроверить стоит. Информация важная, важная для ее работы, так что если что-то упущено надо будет восстановить пробелы. Убедившись что все до чего я могу добраться в данный момент на месте и все это я уже загрузил, я выскальзываю еще более незаметно, чем скрывался своем офисе. Может подопечные Хелен и не полные идиоты, но ни им ни ей не придет в голову искать информацию, так что придется дать им небольшой толчок в нужном направлении. Они как раз уже должны были вернуться в Убежище.

Я добираюсь до места, где мое присутствие незаметно, но если за мной и проследят, все будет в порядке вещей. В конце концов, я директор, мне необязательно разгребать завалы с которыми могут справиться низшие уровни работников. И если кому-то вышестоящему это не понравится, они знают с кем связались. Предельно ожидаемые от меня действия.

Я отправляю Хелен сообщение представляю ее реакцию. Наверняка она все еще считает меня предателем. Что ж, такова моя судьба. Все равно в итоге помогать ей. А вот дальнейшие мои действия зависят только от нее. Вернусь ли я обратно в лабораторию и буду скучать наблюдая за людьми, скорбя по своему великому открытию, или же поведусь на ее зов. Ведь если он придет, я скорее всего поведусь. Разве что не очень захочу оставаться если меня продолжат винить в бесконечном вреде ее любимому делу. В таком случае, придется спешно удалиться. Все равно ничего конструктивного не получится, а оставаться там лишь для обвинений мне не очень хочется. Я никогда напрямую и намеренно не вредил ей. И начинать не собираюсь.

— Десять минут, — повторил с точностью тем же тоном, как это сказал Дилюк. Да, передразнивая, и да, запоминая таким образом чужие слова подобно установке. Целых (!) десять минут. Если уж опускаться до нынешнего состояния Кэйи, то можно было бы сказать, что за десять минут можно успеть умопомрачающе многое: и кончить, и прикончить, как пример. Для обеих опций, впрочем, у капитана кавалерии имелся стакан и коник: первый стоило допить, а второй, так уж вышло, из-за секундной близости тепла едва подтаял, отчего член и конь слились в единую, не такую разборчивую теперь фигуру, больше похожею на некое нечто с пятой ногой. — Десять, — повторил он про себя, кивнув и спроваживая (сопровождая) названого брата взглядом. Настолько сфокусированным и чётким, насколько, кхмн, мог. Попутно, залпом допив свою алкашку, засунул в рот коника с подтекающим членом. Отчасти оно позволило немного вернуть себе концентрацию и отогнать потерянность: шоковая волна, вызванная обжигающим холодом льда, когда капитан переборол в себе порыв выплюнуть, заместо того надавив зубами. Пережевать (не стекло, ну), а там и холодной водой по языку в глотку затечет, с привкусом алкашки вдогонку.

Этим самым — пережевыванием, заглатыванием, единением со вселенной холода во рту, от которой глаза охотно слезились (спасибо алкоголю) — Кэйя и занимался какое-то время, пока взгляд вновь вернулся к Дилюку, занятому уборкой. Протёр там, прошёл сюда, понаяривал здесь, переместился сюда, в то время пока окружение оставалось тихим, неподвижным, безлюдным и более не шумным, будто бы "остывающим".

Наблюдая за этой весьма медитативной картиной, в которой, в силу времени суток, атмосферы и состояния капитана, парень даже не заметил, как щека сначала уползла к ладони, после — к локтю, а там и в этот самый локоть лбом. Наверное, если бы он уснул прямо так, то спина наутро ломила бы так, что лучше вам не знать о возможных сравнениях в его голове. Однако сегодня — как ни странно — почти получилось достигнуть того, чего Кэйя (пытался) добивался, собственно, каждый раз, когда брался напиваться. Получалось — что напиваться, что достигать поставленной цели — достаточно редко, но то ли из-аз усталости, то ли всё-таки из-за присутствиям Дилюка, а мыслей в голове практически не имелось. Ничего конкретного, лишь винегрет, пока алкоголь приятно согревал всё тело, делая его ленивым и способным принять любое положение за комфортное, лишь бы только это наваждение вакуума не рассеивалось.

Ещё минут десять, наверное, и капитан потянулся бы за мехом, чтобы устроить под щекой и задремать, однако чужое касание заставило повести плечом и повернуть голову к тому, кто побеспокоил. Будто среди двух реальностей застрял, и понять бы, в какой из них какой из ног Альберих находился. Прикосновение это — будто продолжение тепла, но при этом из-за пределов шара невесомости, будто рассеивающее затекание и дремоту. И голос оттуда же, из-за стены, собственное имя из эхо (уснул ли уже? не приснилось, как его произнёс названый брат?). Более четкий, очень знакомый и... на удивление понятный: слова разбирались. Так или иначе, пьяное тело — это одно, а не такое опьяневшее сознание — другое. В противном случае спаивание других, когда пил и сам, в исполнении Кэйи просто не работало бы как ок один из самых (односторонне) эффективных методов добычи информации и разработки.

— О?

Альберих моргнул. Раз, другой, третий. Слова переварить, осознать, перебрать варианты ответа и... заместо всего, просто хмыкнуть, потянуться да, упершись о стол стойку, чтобы оттолкнуться, подняться на ноги.

— Мастер настолько не доверяет моей способности правильно распоряжаться лавкой, что готов пойти на настолько крайние меры? — голос его, как и манера говорить, как и чёртов взгляд — алкоголь это всё разве что подчеркивал, никак не обратным образом. Альберих мурчит, потому что добился самой лучшей из реакций, какой только мог добиться при... всём том, что и как делал сегодня (и что имелось до). Шаг не привёл к удару о стену, а вполне себе к открытому пространству, т.е. шагу с другой стороны тоже. А уж стена ли посередине, пропасть или что-то ещё — это всегда в их случае слишком сложный вопрос, Альберих им не задавался. Не сегодня, не сейчас. Ему просто эгоистично не хотелось молчать целую вечность. Сколько угодно, но не с Дилюком: ему куда больше нравилось молчание между ними, когда в этом заключался диалог, а не... Ну, как было с той ночи.

— Ла-адно. Раз можешь, значит пошли. Очень правильный подход к постоянным гостям заведения~

Улыбка, выход, менее стабильный и более шаткий пол (менее устойчивый, но ветрам с концами не поддавшийся Альберих*, вернее) — они уже не раз это проходили. Вроде как. Хотя вообще-то сейчас ситуация всё-таки отлична от прежних.

// Когда еще не понял, каким быть надо
Суровым или прикольным, свободным или женатым.
Хитровыдуманным или простоватым,
И когда ты в системе еще не расставил координаты //

  ... щемит в душе тоска: да, синий сигаретный дым, впивается в глаза, как будто следы от очередного похмелья пытается выжать. Черт, говорил же Илюха, что завязывать надо хоть иногда. Но, поймите правильно, не каждый раз оказываешься в Москве. И не так, чтобы на один день, два музея, МакДональс, да, цены в ЦУМе высмеять, и эту тупую моду, совсем непонятливо. О, нет. Не так все просто, братан. Я тут же второй месяц. И чувствую себя самым настоящим москвичом, который понаехал. Ага. Хозяин Алтушки, даже не двушки. Цена такая, что Стас уже просто молча кладет сумму на лапу доброй женщине русской наружности без акцентика. Мне же просто смешно за этим наблюдать. Да, и херня это все. Херня то, что денег нет, в кармане пусто. Херня, что не знаешь, что будешь завтра есть. Вообще херня. Есть какой-то запас еды, есть старая плойка, компания друзей. И, самое главное. Есть работа. И даже не работа.

  Юмор.

  У меня был юмор. В свои двадцать три у меня был юмор. И только он. Я сделал ставку на него, контрольный выстрел. Поз меня подначивал, Катька запихивала нас в поезд нашими же сумками, звонко смеялась и желала удачи. Под тридцатник ей, как и Димке, а подростковая ее наивность вела нашу команду вперед. Димка по ней скучает, звонит, каждый день. Вот у Димки есть жена уже, у Стаса тоже все ближе счастливый день. А мы с Дроном были увлечены шутками. Наши яркие любовницы, с которыми самые охуенные ночи проводишь. Ну, и алкоголь был у нас всех, когда день был очень удачный. А нам, простым воронежским, много для счастья не надо было: похвалили нас на студии, дали нам зеленый свет, а иногда и просто улыбнется кто-то из Comedy, и все, и мы плывем, как нимфетки на выпускном. Ага.

  Ну, мы плывем. Воронежские, яркие, желающие продвигать наш Спорный Вопрос вперед. А была среди нас и нудящая правильная сторона. Непонятно зачем приведенные за ручку к нам Питерцы. Нахрена они нам нужны в уже готовом коллективе я пытался понять до сих пор. На трезвую голову плохо получалось, а на пьяную было уже все равно. Нет, ну, а нахрена нам эти театрала? Или кем они там себя считают? Пиздец. У нас был уже готовый коллектив, готовые идеи. И эта идея, я просто напомню, и зацепила Гавра! А теперь выясняется, что есть еще какой-то театр в Питере, которые тоже занимается Импровизацией, и руководство ТНТ решило, что это ж охуенный шанс совместить нас вместе. Мне вообще не понравилась идея делиться своим. Я так Стасу и сказал. Тогда он прочитал мне лекцию прямо в поезде, что нес в столицу, и, конечно же, уболтал меня. В конце концов я поверил, что без этих трех интеллигентов нам в телевизор не попасть.

  Но когда я их увидел... Бля. Я вспомнил все матерные слова, которые слышал на МашМете, помножил их на двое, но вслух сказал только сдержанное, тихое, сказанное куда-то в сторону: блять. Коротышки: одного не видно вообще, а еще и волосы светлые, когда он одевался в белое, приходилось даже щурится. И имя у него мое! Антон! Как мы можем работать на сцене? Иногда мы обращались друг к другу по имени, и во время репетиций уже были моменты, что мы реагировали оба. Причем, когда звали Дима и Андрей, этот тоже поднимал голову, как будто к нему обращаются! Он мне вообще не понравился, блин. Постоянно ластится ко всем, пытается стать своим. Хоть бы он быстрее понял, что ему не подходит наш формат! Я уже видел в его лице разочарование! Недолго осталось и по признания собственной несостоятельности. Никто не собирается шоу ради паршивой овечки менять!

  Второй еще был куда не шло. Тоже не вышел ростом, но у него была прикольная характерная внешность: кавказец из Армавира, в Питере не так давно, такая ходячая помесь культур. С ним получались прикольные шутки, а еще ему очень шли роли старых бабушек. Он прекрасно подделывал их голоса, и я буквально сыпался от смеха. С горем пополам я был согласен с тем, чтобы Сережа стал частью нашей команды. Он точно был лучшим. что представил Санкт-Петербург нам. И на фоне пухленького Поза он смотрелся тонким коротышкой. Они хорошо контрастировали, на этом тоже можно шутить. Короче, этот мой кастинг прошел.

  Однако, помимо Антона и Сережи, был еще один... И тут у меня точно не было приличных слов. Вот, знаете, мне в детстве нравились загадки, всякие кроссворды, найди отличия и прочая херня. Я находил какую-то извращенную радость в зачеркивании клеточек в японском сканворде, если сказать так. Но этот ребус... В рот я его ебал.

// Когда зависишь, нет денег и мерещится день тот,
Когда будет по-твоему, но сейчас ничего не сделать.
Когда при резких порывах твое летучее тело,
Надо держать на якоре, чтобы оно не взлетело. //

  Звали это чудо природы — Арсений. Как вы понимаете, уже в имени его был пиздец. Графское существо щуплой наружности с чистыми океанскими глазами, старческим вкусом в одежде. Но это все хуйня. Нет, в целом, когда рядом с тобой такое чудо в перьях, с претензиями на империализм в своих манерах ребенок пролетариата максимально чувствует себя уничиженным. Но когда он начинает шутить... Во-первых, я не понимаю и половины слов, которые он несет, во-вторых, я не могу понять, как строится его шутка. Казалось бы, клад для импровизации. Но хер там плавал. Когда ты вообще не понимаешь, чего ждать от самого старого из нас, невольно начинаешь думать, а что он тут делает вообще. Он ведь даже в КВН не играл! А еще и профессиональный актер! И этот Антон за ним шавкой бегает! Короче, они бесили меня оба. Но Арсений все же бесил сильнее.

  Я пытался намекнуть Стасу с первого дня уже очного знакомства, что этих двух дружков надо бы гасить. Мы никуда не уедем с этой херней.  Но он отмахнулся от нас, а потом после первой технички перед нашими работодателями, перед самим Вячеславом Дусмухаметовом [дух захватывает!], я с ужасом понял, что и Арсений, и его шестерка, нравится им. И что именно таким они видят наш будущий коллектив... Мне пришлось смириться. Пришлось делать вид, что все нормально. Делать вид, что я абсолютно счастлив. Нет, не надо думать, что я вдруг передумал становиться звездой, передумал нравится людям, нет. Просто теперь надо было смириться с тем, что у нас будет в коллективе пятое колесо и, блять, шесток поменьше, сильно поменьше, блять.

  Я не был актером. И врал я херово. Вернее я не умел врать совсем, и был искренним в своих чувствах и эмоциях. И тогда я подумал, что мне это даже на руку! Я ведь могу радоваться искренне: постоянно радоваться, смеяться, скакать на месте, прыгать, как егоза. Во мне было так много энергии, и не потому, что я был тут самым юным, хотя это и давало мне фору, но и потому, что я верил в свой шанс, и не давал забыть остальным. Загрустили мальчики по своим девочкам? Повод устроить вечеринку с плойкой и пивком. Поспать два часа и снова репетировать. Мы осели в Москве, готовились к первым съемкам, важным, и я старался думать об этом. И срабатываться с остальными. Хотя я все еще считал, что с Арсением это сделать невозможно.

  Мы трудились с понедельника по пятницу в одном из репетиционных залов. Он у нас был самый херовый, и гримерка явно не звездная, но мы не жаловались. Я точно не жаловался. Не знаю, как там наши графья, а я был рад и этому. Рад просто шансу выступать. Но в понедельник из Алтушки добираться было то еще приключение. В принципе это проблема любого дня, но в понедельник с лютого бодуна это вообще было невозможно. Я растолкал всех бабуль в автобусе, всю молодежь в метро, и оказался в зале вовремя. Я бы даже сказал, что непростительно рано. Но есть же толк в молодости. Я быстро поднялся с пьянками, пока более старенькие ловили похмелье. А я уже прыгал, я уже был готов тренироваться. Был уже готов выступать. Хоть и запах от меня поди был потрясающий. И ни мятная жвачка, ни сигаретки, не помогли...

// Нас не учили, в карманы деньги не совали.
И чем могли лишь мы друг другу все время помогали. //

  Недолго музыка играла, недолго я был в гримерке один. Я обернулся, чтобы подстебать своих друзей, потому что был уверен, что это ответственный Стас, который даже умирая, встает, идет на первый же автобус, уже в процессе становясь человеком, и крича, бья себя в грудь, что больше так никогда не будет пить. Хуйня. До следующей пятницы. И тем не менее передо мной оказался не мой друг. Вернее, я бы даже сказал, что передо мной оказался мой главный недруг.

  Арсений.

  Я пытался с ним даже не играть тет-а-тет, потому что в таком случае мне было очень сложно сдерживать свою ложь, носить свою маску принятия. Вот и сейчас она на мгновение пошатнулась, изобразив мое неудовольствие его увидеть, но я быстро вернул широкую улыбку на лицо, я бы даже сказал, что она была слишком бодрой для десяти утра понедельника. Но мне нравилось. Нравилось улыбаться и показывать ему заряженность свою. И если Арсений считает, что я не замечал, как он смотрит на меня из-под лобья, если думает, что я не замечаю его стрел, то он явно себя переоценивает, как актера. Взаимовыгодная терпимость прекрасно описывала наш вынужденный союз. Пожалуй, это наше лучшее взаимодействие.

  Жаль, что я не смогу игнорировать графского слона в комнате, особенно когда он обращается ко мне. Сначала хочется оскалиться, мол, серьезно, что тебе нужно от меня? Но опять же. Я играю в излишнюю дружелюбность и заряженность, и это с явным перегаром изо рта. Как ты там вообще, графиня? Справляешься? Противогаз не нужен, не? Я обращаю на тебя взгляд почти что невинный, ты же таким меня считаешь, да? Милая, заведенная овечка двадцати четырех лет. Так что я таким и буду. Ради шоу. Шоу ради шоу.

  — Поз опять начал храпеть. Знаешь, у него это бывает. Реакция на осень или что, понятия не имею, — я рассмеюсь так звонко, потому что мне шутка моя нравится. Я прекрасно понимаю, что мой друг — полный, и шутить по этому поводу могу только я, он, и остальные из Воронежа, — Так что спать рядом с ним невозможно. В конце концов, я сдался, — хихикну, потянувшись к открытой банке энергетика, прекрасно будущего меня после бурных выходных. Щедрых глоток и вот я готов к этому дню намного сильнее, чем был раньше. Я вообще любил приложиться к напиткам в репетиционной и пожрать тоже нахаляву любил. А тут всегда было так много вкусняшек, самых разных. И воды... Воды... Ты пытаешься приебаться к воде?! Я нахмурюсь, переведу взгляд на пластиковую бутылку, не понимая сути претензии.

  — Слушай, ну, на ней как бы не подписано было. Да, я немного выпил! - конечно, блять. Я зашел сюда с диким сушняком, и выбирая между "дойти до автомата, купить или вытрясти энергетик, открыть и выпить", я выбрал простую схему "открой бутылочку воды", — Она закрытая была! Значит, ничья, общая... — пожимаю плечами. Но по что тебе знать, что такое "общее", с твоими-то графскими замашками? Я достану пластиковый стаканчик, возьму в руки несчастную бутылку, — Налить тебе или чего?

  ... я, кажется, забыл, что ты — брезгливый. Или что ты пьешь именно эту воду. Ну, вообще, блять, у тебя столько правил и запретов, что мне проще ебнуться, чем запомнить, что тебе нравится / не нравится, танцуй, моя красавица! Так бережешь свою воду, так носи ее с собой! И не оставляй ее там, где ее могут взять все остальные! Между прочим, я не так уж и много выпил! Тебе еще хватит на целый день! Если засунешь себе в жопу теорию о том, что все бактерии Воронежа, поезда Воронеж — Москва, метро, общественного транспорта и квартиры в Алтушке, забрались через мой рот в твою невинную бутылку. Сам подумай, блять, какой бред!

  Но я тебе этого не скажу, конечно. Я же пытаюсь сохранить лицо, сохранить эту взаимную терпимость между нами.

— Ну, или хочешь, я тебе откуплю...? — я кивну на автомат, где стояли точно такие же бутылки. Ну, ладно, может вода в них была другой марки, но вода же есть вода, блять! Чего так убиваться?! Давай, несмеяна, разведи меня на сорок рублей! Последнее от сердца отрываешь...

// Всегда сочиняй мечты,
Есть миллионы шансов, что скоро будет все сбываться. //

Момоко испытывающе поглядела на всех присутствующих. Даже статус избранной старосты класса не давал Чиби Усаги той смелости, что позволила бы игнорировать этот взгляд. Вот она, вывеска-приглашение в театральный кружок которую они сверлят взглядом уже добрые пятнадцать минут.  ЧибиУса искренне, словно ей ничего больше в жизни  не надо, уплетала свой обед, пока все обсуждали перспективы данного кружка, и только после прямого вопроса Кёсукэ заподозрила неладное. Взгляд Момоко окончательно вывел её из равновесия.

— Я и не собиралась туда идти, у меня хватает своих кружков… — она даже отодвинула сэндвич ото рта и с подозрением посмотрела на ребят.

"Издеваются? Шутят!"

В интересы младшей из Усаги входили выпечка, садоводство и лепка. В её времени ей было неловко ходить с землёй или глиной под ногтями, да и на кухню не пускали, а вот здесь… Но Кёсукэ продолжал упорствовать.
— Послушай, ЧибиУса, мы о чём тебе толкуем весь перерыв, пока ты жуешь свой бутерброд, — он навис сверху  —  ты должна пойти и проверить этот кружок. Староста это не только титул, но и обязанности, к примеру — проверять работу новых секций ради одноклассников.
Растерянная староста перевела взгляд на Момоко, но подруга пожала плечами. Кëсукэ говорил правду. Значит праздное наслаждение почестями звания  закончилось и  наконец пора заниматься делом…

— Я схожу, — девочка вздохнула и сложила своё бенто. События последних дней и так захватили ее, тяжело было справиться с потоком мыслей и тайн кружившихся в сознании маленькой девчушки: перерождение Хотару, Гелиос, новые враги, теперь ещё и обязанности старосты.
Ребята хоть и были готовы на уговоры и даже пойти с ней, она и сама понимала, что у них в это время есть свои занятия.

Чибиуса в следующий перерыв успела опросить  одноклассников и узнать кто из них интересуется театром и захотел бы попробовать себя в качестве актера. И информация получилась крайне занятной, потому что заинтересованные были и они даже поделились тем, что оказалось наиболее интересным на их взгляд.
Театр в школе прежде уже был, но появился новый руководитель кружка куда пригласили и учеников  младшей Дзюбанской школы, что позволит и ученикам начального отделения не только заниматься в любительских кружках, но и приобщиться к более серьёзным урокам и постановкам. По крайней мере, буклеты обещали именно это. Руководителем кружка назначили Майю Китаджима, уже имеющую опыт на театральной сцене, ученицу известной актрисы Чигусы Цукикаге, а не рядового педагога, а значит она действительно знает что такое выступать на театральной сцене. Оставалось загадкой лишь то, как после роли в “Маленьких женщинах” можно покинуть сцену.
А вот то, что стало особо значимым для Чибиусы, настолько что она вцепилась в руку одноклассницы Кирики переспросив услышанное, так это работники закулисья.
— Мисс Мейо?! — а в голове звучало совсем другое имя.
— Да. Мама была на собрании, сказала что участникам даже костюмы сошьют, несколько человек из работников вызвались добровольцами поэтому если по итогам семестра удастся подготовить спектакль у нас даже будут свои костюмы.
Больше слов  было не нужно…  Готовая узнавать секреты театральной сцены ради одноклассников и, если посчастливится, то и его закулисья…
"Ради случайной-неслучайной встречи с Пи. "
После уроков Чибиуса  вместе с группой одноклассников и несколькими учениками параллельного класса направилась  к зданию творческого районного центра, в котором и должно было проводиться занятие. Пока они шли туда, праздно беседуя о высоком и не очень… Вскользь успела девочка задуматься о смысле занятия для шести с половиной человек (себя она считала за половину, потому что сцену избегала), но мысли эти рассеялись, когда на подходе к зданию встретилась ещё одна группа, а внутри ещё одна, побольше…  и вот у актового зала, приглашения ждёт разношерстная компания разных ребятишек из местных школы, общей сумме человек сорок или пятьдесят.

Ознакомительное занятие обещало быть шумным.

— Десять минут, — повторил с точностью тем же тоном, как это сказал Дилюк. Да, передразнивая, и да, запоминая таким образом чужие слова подобно установке. Целых (!) десять минут. Если уж опускаться до нынешнего состояния Кэйи, то можно было бы сказать, что за десять минут можно успеть умопомрачающе многое: и кончить, и прикончить, как пример. Для обеих опций, впрочем, у капитана кавалерии имелся стакан и коник: первый стоило допить, а второй, так уж вышло, из-за секундной близости тепла едва подтаял, отчего член и конь слились в единую, не такую разборчивую теперь фигуру, больше похожею на некое нечто с пятой ногой. — Десять, — повторил он про себя, кивнув и спроваживая (сопровождая) названого брата взглядом. Настолько сфокусированным и чётким, насколько, кхмн, мог. Попутно, залпом допив свою алкашку, засунул в рот коника с подтекающим членом. Отчасти оно позволило немного вернуть себе концентрацию и отогнать потерянность: шоковая волна, вызванная обжигающим холодом льда, когда капитан переборол в себе порыв выплюнуть, заместо того надавив зубами. Пережевать (не стекло, ну), а там и холодной водой по языку в глотку затечет, с привкусом алкашки вдогонку.

Этим самым — пережевыванием, заглатыванием, единением со вселенной холода во рту, от которой глаза охотно слезились (спасибо алкоголю) — Кэйя и занимался какое-то время, пока взгляд вновь вернулся к Дилюку, занятому уборкой. Протёр там, прошёл сюда, понаяривал здесь, переместился сюда, в то время пока окружение оставалось тихим, неподвижным, безлюдным и более не шумным, будто бы "остывающим".

Наблюдая за этой весьма медитативной картиной, в которой, в силу времени суток, атмосферы и состояния капитана, парень даже не заметил, как щека сначала уползла к ладони, после — к локтю, а там и в этот самый локоть лбом. Наверное, если бы он уснул прямо так, то спина наутро ломила бы так, что лучше вам не знать о возможных сравнениях в его голове. Однако сегодня — как ни странно — почти получилось достигнуть того, чего Кэйя (пытался) добивался, собственно, каждый раз, когда брался напиваться. Получалось — что напиваться, что достигать поставленной цели — достаточно редко, но то ли из-аз усталости, то ли всё-таки из-за присутствиям Дилюка, а мыслей в голове практически не имелось. Ничего конкретного, лишь винегрет, пока алкоголь приятно согревал всё тело, делая его ленивым и способным принять любое положение за комфортное, лишь бы только это наваждение вакуума не рассеивалось.

Ещё минут десять, наверное, и капитан потянулся бы за мехом, чтобы устроить под щекой и задремать, однако чужое касание заставило повести плечом и повернуть голову к тому, кто побеспокоил. Будто среди двух реальностей застрял, и понять бы, в какой из них какой из ног Альберих находился. Прикосновение это — будто продолжение тепла, но при этом из-за пределов шара невесомости, будто рассеивающее затекание и дремоту. И голос оттуда же, из-за стены, собственное имя из эхо (уснул ли уже? не приснилось, как его произнёс названый брат?). Более четкий, очень знакомый и... на удивление понятный: слова разбирались. Так или иначе, пьяное тело — это одно, а не такое опьяневшее сознание — другое. В противном случае спаивание других, когда пил и сам, в исполнении Кэйи просто не работало бы как ок один из самых (односторонне) эффективных методов добычи информации и разработки.

— О?

Альберих моргнул. Раз, другой, третий. Слова переварить, осознать, перебрать варианты ответа и... заместо всего, просто хмыкнуть, потянуться да, упершись о стол стойку, чтобы оттолкнуться, подняться на ноги.

— Мастер настолько не доверяет моей способности правильно распоряжаться лавкой, что готов пойти на настолько крайние меры? — голос его, как и манера говорить, как и чёртов взгляд — алкоголь это всё разве что подчеркивал, никак не обратным образом. Альберих мурчит, потому что добился самой лучшей из реакций, какой только мог добиться при... всём том, что и как делал сегодня (и что имелось до). Шаг не привёл к удару о стену, а вполне себе к открытому пространству, т.е. шагу с другой стороны тоже. А уж стена ли посередине, пропасть или что-то ещё — это всегда в их случае слишком сложный вопрос, Альберих им не задавался. Не сегодня, не сейчас. Ему просто эгоистично не хотелось молчать целую вечность. Сколько угодно, но не с Дилюком: ему куда больше нравилось молчание между ними, когда в этом заключался диалог, а не... Ну, как было с той ночи.

— Ла-адно. Раз можешь, значит пошли. Очень правильный подход к постоянным гостям заведения~

Улыбка, выход, менее стабильный и более шаткий пол (менее устойчивый, но ветрам с концами не поддавшийся Альберих*, вернее) — они уже не раз это проходили. Вроде как. Хотя вообще-то сейчас ситуация всё-таки отлична от прежних.

Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь. 

Связи родственные для Парцифала Альбериха были не так значимы, как те связи, что он приобрел в течение жизни. Его интересовала магия, собственные эксперименты и разработки, слово "семья" было для него понятием отдаленным, клановая принадлежность была для него лишь общей фамилией. Постыдно ли, что связь с королем Ирмином была крепче, нежели чем со сводным братом? Он так не считал и тот факт, что у него появился племянник, пропустил почти равнодушно мимо ушей, мимоходом рассеянно поздравив брата и снова удалившись в собственные исследования. Время для того, чтобы завести детей, было весьма неспокойное, потому он в какой-то степени даже был готов от него досадливо отмахнуться, но... не вышло. Потому что мальчик был тем, кто связывал нитью родственной крови его самого и короля в какой-то степени. Потому пришлось — все так же досадливо — уделять ему внимание еще в королевстве. Общаться и обращаться с детьми он толком не умел, уничтожить на своем пути, чтобы не мешался — не мог, боролся с родственными чувствами и отрицал факт того, что где-то даже привязался, но все равно в итоге сдался. Понемногу учил магии, по-своему присматривал и целый один раз разрешил спрятаться в собственном плаще. Больше не разрешал.
Он считал, что мальчик погиб вместе с остальными и смирился с собственным почти одиночеством, когда он появился снова. За пятьсот лет Парцифал Альберих стер из жизни даже собственное имя, но ребенок, что связывал его с покойным другом, с семьей, вдруг появился снова, столь неожиданно и словно дал второе дыхание. Возможно, будил то, что Пьерро и так никогда не забывал, но вместе с тем их связь не давала Кайе повзрослеть.
Потому им нужно было расстаться. Не сказать, что Пьерро сделал неверный выбор, когда оставил его в хорошей семье, но теперь...
Но теперь перед ним взрослый мужчина. Такой не станет склонять голову с чувством вины или прятаться за ним. Ответ — средней степени дерзости, в нем видны прорезающиеся зубы не волка — но молодого волчонка, который уже может больно укусить. Пьерро медленным жестом протягивает руку к бокалу и поднимает его. Вино и в самом деле довольно приятное — жаль, что мастера, который его создал, пришлось столь равнодушно вывести из игры. Возможно, он создал бы еще немного шедевров и смог бы порадовать поставками вина другие регионы, но увы. Впрочем, и его посмертное творение заслуживает должного внимания.
— Вот как. Ну тогда времени будет достаточно. Но не жди от меня слишком многого, — что можно трактовать совершенно по-разному. К примеру "я не могу сказать больше". Ну или "это не то, что ты должен узнать сейчас". Или же такое простое банальное и понятное "знай свое место". Пьерро не торопится начинать, раз уж у них достаточно времени на разговоры, но все же совершенно спокойно сообщает.
— Появление дракона должно было привести регион в волнение настолько, что Архонт Ветра пробудился бы от своей спячки и наконец-то явил себя миру. Но увы, его решение передать власть людям, все так же осталось незыблемым. С другой стороны, мы получили необходимый нам резонанс, когда убрали одного из важных деятелей Мондштадта, так что можно сказать, что кое-каких целей мы смогли добиться, — досадно, что никаких признаков появления Барбатоса так и не было замечено, но, возможно, они смогли запустить цепную реакцию и спустя какое-то время получат то, чего так долго ожидали.
Пара лет ничто в сравнении с полутысячей. Пьерро знал, что осуществление плана будет продвигаться в течение многих лет и что слишком многое сводится с появлению определенного человека или существа, но даже стекло стоит мало-помалу пробивать тонким колышком, чтобы образовывались трещины, которые в нужный момент просто заставят стекло разбиться.
— А теперь о "надежде", — Кайя злится и раздражен. Интересно, в чем причина? В том, что он не появлялся столько времени? В том, что не его руками, но при неком его содействии погиб человек, что был с ним рядом? Так ли это важно в масштабе их прошлого и их вселенной?
— Многие годы я помимо прочего разыскивал всех тех, кто уцелел при катаклизме. Кое-что удалось найти, но это настолько мало, что практически ничтожно. Но такого как ты, Кайа, больше нет, — взгляд пронзительно синих глаз смотрит практически насквозь, пригвождая к месту.
— Тех, в ком осталась кровь родственников Ирмина больше нет. По вине Селестии и Архонтов в том числе, — отчасти и по их вине тоже, но то, что случилось, было слишком несправедливо и неверно. Честная борьба превратилась в фарс, когда была применена немыслимая сила и вряд ли кто-то из ныне оставшихся все помнил, но... Пьерро все еще был одним из них, пусть и успешно скрывался.
— Вместе с этой кровью есть и некоторые особенности, которые передаются лишь в новые поколения. Пока что ты — последний хранитель этой особенности, — вино все такое же легкое и приятное, только предвестник не позволяет себе большего, чтобы просто слегка расслабить мышцы. Говорит спокойно и просто. Словно не взваливает на вчерашнего мальчишку ответственность за целую погибшую нацию. Словно не обязывает и не связывает ему руки, не давая свободы выбора.
Что поделать.
У каждого из них своя судьба.
— Тебя интересовало только это? — снова этот чуть снисходительный тон, будто бы Кайя был способен на большее, но желал это скрыть.

В голове всё ещё с трудом укладывалось: отец мне не отец, а дядя Джон вовсе не дядя. Бросает в дрожь от одной только мысли: знакомство со сверхъестественным миром, парня-вампира принять куда проще, чем этот обман на протяжении почти семнадцати лет. Становится от самой себя противно, когда понимаю, что лучше бы дала Деймону себя укусить или поцеловать, чем жила в этой реальности — где Джон мой отец. Впрочем, это не мешает о нём волноваться. Мужчина был редким гостем в нашем доме ещё до смерти [приёмных] родителей, но он продолжал оставаться членом семьи, Гилбертом. И сейчас Джон был на волоске от смерти из-за той, кого привели в город братья Сальваторе. Косвенно, но я не видела иной причины для Кэтрин быть здесь. Притворяться мной, нападать на Джона. Целовать Деймона.

Боги, он ведь и правда решил, что я способна на подобное! До сих пор не укладывается в голове. Мы знакомы не так уж и долго, но он был должен уже понять: я не Кэтрин. Я бы уж точно не стала целовать брата своего парня за спиной у второго, и даже если не это, как Деймон мог подумать, что после всех бед, которые принёс моим друзьям и родным, нырну в его объятия... Видеть его сейчас совершенно не хотелось. Я была зла и имела право на это. Не только потому, что Сальваторе с таким упоением рассказывал о "нашем" поцелуе. Если бы он вовремя понял, с кем столкнулся на крыльце, Джон был бы сейчас не в больнице. Джереми тоже, возможно, не успел бы выпить вампирской крови. И хотя в этом случае Кэтрин была ни при чём, куда проще злиться на Деймона за всё разом.

— Врачи говорят, что он будет в порядке, — выходя из больницы, обращусь лишь к одному из двух мужчин, которые ждали меня. Не хочу даже смотреть в сторону старшего Сальваторе, и зачем он сюда приехал? — Его рана не такая глубокая, как... — опущу взгляд к собственным рукам, на которых осталась засохшая кровь Джона, — казалось, — усмехнусь. Мне нужно было вернуться домой. Не хотелось надолго оставлять Джереми, едва ли под присмотром тётушки Дженны он был действительно в безопасности, ведь она ещё не знала так много. Анна, сожжённая моим биологическим отцом вместе с другими вампирами минувшим вечером, уже не придёт к влюблённому подростку. Увы, это вовсе не значило, что он не найдёт новых сверхъестественных проблем на свою любопытную задницу.

Было сложно убедить Стефана, что мне не нужно сопровождение до дома, что за эти десять минут ничего не случится, и если уж Кэтрин захочет ворваться в нашу жизнь ещё раз, куда логичнее ей будет пойти к самим Сальваторе. Тогда я ещё не знала, как ошибалась. Всего лишь хотела побыть одна. Подальше от едких шуточек Деймона, от гиперопеки Стефана. В конце концов, продолжала пить вербену, а в сумке, которая сейчас лежала на переднем пассажирском сиденье машины, вместе с другими вещами, был спрятан кол. И хотя всё ещё сомневалась, что у Кэтрин осталось, как мне насолить, убеждала себя, что к этой встрече готова.

Уже не впервые, проезжая мимо "Мистик-Гриля", думаю о том, что мне бы хотелось рассказать обо всём Мэтту. Даже после расставания он оставался моим лучшим другом, и он должен был знать, что творится в этом чёртовом городе. Он был нужен мне, как, казалось, последняя частичка от той некогда нормальной жизни...

И как бы мне ни хотелось сказать нечто иное, сегодня заторможу неподалёку от бара по другой причине. Меня напугает показавшийся с заднего сидения незваный пассажир. Ступня резко вдавит в педаль тормоза, а одна из ладоней потянется к сумке, за тем самым колом. Голос покажется мне знакомым... Словно слышу собственный в записи. Подняв взгляд к салонному зеркалу заднего вида, замру в ужасе. Что ж, я была не права. Кэтрин не собиралась появляться перед братьями Сальваторе раньше, чем закончит со мной. Но что ей было нужно от меня? В смысле... Наверное, прекрасно понимала, что — избавиться. Но к чему все эти игры?

— Кэтрин, — краем глаза увижу её руку на спинке сиденья. Стоило ли бояться, что у вампирши с собой есть оружие? Она сама — оружие. Вжимаясь в спинку водительского сиденья, чуть потянусь вверх, чтобы выпрямиться вскоре после Кэтрин — нелепая попытка убедить что себя, что её, что мне не так уж и страшно. Не знаю, насколько работает в её глазах, но самой определённо становится легче. Стараюсь держаться за одну актуальную мысль: я жива. Жива всё ещё, и это значит, что давняя подружка Стефана здесь не для моего убийства.

Вот чёрт. Работает совсем недолго. Вскоре после того, как поняла, что смерть мне не грозит, позволяю страху подступить с новой силой. Ведь это значит, что Кэтрин нужно что-то ещё. Что она задумала что-то страшнее смерти...

— Чего ты от меня хочешь? — вновь взгляну в зеркало, только так могу встретиться взглядами с "пассажиркой". Рука, что уже нащупала сумку, ляжет обратно на руль. Не могу позволить, чтобы по моей вине кто-либо погиб, даже если это Джонатан Гилберт, который ещё сутки назад был готов без зазрения совести сжечь парня своей дочери. Ведь он, в отличие от меня, прекрасно знал, кто мы друг другу. — Вы ведь с ним знакомы, да? С Джоном? — позволю себе усмехнуться. Не поверю, что эта вампирша так хорошо подготовилась ко встрече со мной, она даже не тронула Джереми, который всё это время был в доме... Быть может, я ошибалась, и это даже не было попыткой припугнуть меня? Быть может, ей и был нужен Джон?

Настроение после этих съёмок просто потрясное. Осталось записать ещё одну программу, и на этом работа на сегодня будет окончена. Мне нравится промежуточный этап, потому что к нему как раз уже успеваешь разыграться и поймать свою какую-то волну юмора. Ну и, безусловно, очень бодрит, когда последняя сыгранная импровизация — дебаты. Встряхнув мокрой головой, я обернулся назад, чтобы убедиться, что Матвиенко, участвовавший в этой импровизации вместе со мной, идёт следом, вытирая лицо принесённым кем-то из помощников полотенцем.
 
  — Серёг, Серёг, — он отвлёкся на разговор с кем-то из организаторов, а мне очень важно, чтобы он посмотрел сейчас на меня, потому что у меня для него есть небольшой подарок, который я прихватил с собой со сцены. Ну а что? Сам напросился, знает же, что я ненавижу, когда воду выплёскивают прямо в морду. Ничего не имею против воды и моего в ней лица, но чёрт, за глаза обидно. Он представляет, сколько теперь времени уйдёт на то, чтобы привести раздражённые глаза в порядок? Этот говнюк знает. И я знаю, что весь следующий выпуск мне придётся бороться с покраснением. Но я почти не обижаюсь. И стоит Серёже повернуться, чтобы получить струёй воды прямо в хлебальник, как я смеюсь, понимая, что теперь он окончательно прощён.
 
  — Ах ты пи... — Матвиенко вовремя поджал губы, чтобы не успеть выругаться нецензурно и посмотрел на меня так, как привыкли смотреть кавказцы на свою жертву. — Иди сюда. Нет, вот подойди, — я не могу перестать смеяться, видя как вода стекает по бритой части его головы и лбу. Ещё и хвостик намочил, а ведь Серёга только-только вытерся, чтобы за нами не тянулась мокрая дорожка вплоть до самой гримёрки.
 
  — Ну Серёж, — выставив руки в защитном жесте — в одной из них по-прежнему красовалось "орудие преступления" — я постарался оправдаться. — Ну согласись, что теперь мы квиты, да? Ты первый начал. Стой, стой! — видя, что коллега совершенно не разделяет моего мнения, хотя в его глазах был виден весёлый огонёк, я кинул смятый стаканчик в него и бросился бежать по коридору. Знаете полезное для выживания правило? Разгневал кавказца — беги! Он, конечно, не кавказец, но иногда в нём это просыпается.
 
  Короткие ноги не позволяют ему нагнать меня сразу, поэтому, дрифтанув за угол, я почти что впечатался в идущего по коридору Антона. Отрыв между нами с Серёжей слишком небольшой, поэтому, схватив Шаста за плечи, я быстро нырнул за него, прикрываясь им, как щитом, от настигнувшего меня друга. Миниатюра с выглядыванием из-за Антона заканчивается довольно быстро, и мне едва ли не по лбу — уклониться и спрятаться за длинной спиной я успеваю в последний момент — прилетает тот самый стаканчик. Пролетев мимо, он с треском упал на пол, срывая наши ехидные смешки. И недовольный взгляд уборщицы с типичной тележкой. Воплощая в себе всевозможные стереотипы этой профессии, она окинула нашу компашку недовольным взглядом.
 
  — Я подниму, — улыбнувшись на её немой упрёк, я осторожно поднял стаканчик и даже постарался вернуть в прежнее состояние, прежде чем протянуть тот невесёлой женщине, которая, схватив его, убрала в нужное мусорное отделение в тележке. Выставив руки в защитном жесте, я позволил ей проехать мимо. Её осуждающий взгляд немного привёл нас всех в чувства, и я всё-таки отправился в гримёрку. В конце концов, времени было не так много, а мне ещё нужно было высушить волосы, чтобы они не висели как непонятно что всю следующую программу.
 
  Сушка занимает не так много времени, но я придирчиво взъерошу чёлку ещё несколько раз, разглядывая себя в зеркале. Девочка, что при этом старательно пытается расчесать распушившиеся волосы, неоднозначно провела расчёской пару раз, но заметив, что я снова переделал так, как мне нравится, расчесав волосы пальцами, отчаялась это делать. Наложив минимальный грим, она заметила, что чего-то не хватает, и ушла за косметикой, открывая дверь и оставляя её распахнутой.
 
  Единственное в этой гримёрке, что может привлечь моё внимание, это, конечно, зеркало. Я честно старался не придираться больше, но чёртова кудряшка, выбивающаяся из чёлки из-за влажности, просто выводит меня из себя.
 
  — Да бл.. — недовольно рыкнув, я вновь постарался пригладиться, наблюдая за собой в зеркале, когда до моих ушей дошёл знакомый голос. "Я имел тебя в жопу.." вынуждает меня даже вопросительно приподнять брови и отвлечься от зеркала, оборачиваясь в сторону коридора. Не сразу было понятно, ругается ли Антон с кем-то или просто шутит — тон у него был довольно раздражённым.
 
  Эта программа вообще далась Шасту нелегко. Мы с ребятами хорошо знали эту его черту — если Антон приходил на съёмки в хорошем настроении, то у него всё прекрасно получалось. Но вот если настроения не было... Он ругался, нервничал, и, мне кажется, только слепой не замечал, как во время съёмок он нервно покусывал губы и постоянно крутил на пальцах кольца. Сегодня был именно такой день. И что он так парится? Это же съёмки, а не концерты, тут всегда можно вырезать ненужное.
 
  Любопытство берёт верх, тем более, что девочка по-прежнему не вернулась, чтобы закончить со мной свою работу или уже была перехвачена кем-то ещё, и я решаю выйти в коридор, чтобы понять, что случилось. Убеждаюсь, что Антон в коридоре совершенно один, несмотря на то, что он едва ли не перешёл на крик, пытаясь рифмовать самодельный стишок про... видимо, про весну. Я, честно говоря, потерял суть уже после "имел тебя в жопу", но, кажется, это всё-таки был крик души, посвящённый погоде. А погода в Москве действительно была паршивой последние дни. Но, как говорится, у природы нет плохой погоды и всё такое.
 
— Меняй! — дождавшись, когда Антон закончит логическую цепочку, я вставлю свои пять копеек, чтобы немного над ним подшутить. Выражение на его лице, когда он поворачивается, понимая, что больше в коридоре он не один, вызывает на моём лице улыбку. Такой он всё-таки забавный... Мои глаза невольно опускаются на телефон в его руке. — А, это ты поздравление кому-то записывал? — усмехнувшись, я снова подниму взгляд, встречаясь с глазами Шаста.
 
  Кажется, его действительно беспокоит то, что произошло на импровизации "Это Рэп". Сложно было не заметить, что в последнее время он сильно переживал, если приходилось в ней участвовать, и многие рифмы шли довольно плохо. Хотя, как по мне, это был не худший вариант и очень даже смешной — по крайней мере, я постоянно смеялся над его шутками. Да и залу тоже очень нравилось. Но в такие моменты Шаст был самокритичен и недоволен собой.
 
  — Что, всё ещё переживаешь за неудачные рифмы? — решил уточнить у него я довольно удивлённым тоном. Если уж кто из нас из всех и был максимально отходчивым от каких-то неудачных моментов, то это именно Антон. И было даже странно. — Ты какой-то напряжённый сегодня. Бери вон пример с меня, ну, — беззлобно усмехнувшись, я продемонстрировал ему свою чёрную футболку — к слову, собственного производства — на которой снизу красовался популярный хештег "#япересталволноваться". — Может, тебе тоже такую подогнать. Хочешь? Или можем поменяться футболками, как в футболе! — изобразив, что стягиваю с себя футболку, я засмеялся, наблюдая за реакцией Антона. Не люблю, когда он так сильно напряжён — с ним тогда и играть становится сложнее. — Да не парься ты. По мне так классно вышло. Особенно вот эта... как ты там пел? Про беляши, — похлопав Шаста по плечу, немного сожму пальцы на его шее несколько раз, имитируя массажные движения. — Рассла-а-абься.
 
  В этот момент в коридоре вновь покажется немного загнанная девочка. В руках у неё будет женская косметичка — из-за моей чувствительной кожи часто приходится использовать девчачью косметику — бутылка воды и кружка кофе. Я отпущу Шаста, оборачиваясь к помощнице.
 
  — О, спасибо, — взяв бутылку с водой, открою её и сделаю глоток. Мне она также протянет косметичку, а сама шустро пройдёт дальше, унося кофе в следующую гримёрку. Бедняга. — Если хочешь, можем как-нибудь потренироваться... — вновь обращаясь к Шасту, предложу я внезапно даже для себя. Словив его непонимающий взгляд, сразу поясню, стараясь при этом показать, что я не худший в этом деле человек. — ...Рифмоплётством с тобой позаниматься, — закончу я рифмой и сделаю типичный "йоу"-жест руками, после чего посмеюсь и посмотрю в сторону Антона. — А, всё? Пора? — девочка быстро вернулась из гримёрки, приближаясь к нам. — Даваай, Шаст, — сжав кулачки, сделаю шаг к нему, чтобы открыть дверь и пропустить девушку в свою гримёрку. — Последняя съёмка, — переступлю одной ногой через порог. — Мне кстати про павлина очень понравилось, — замечу напоследок, ныряя в гримёрку и закрывая за собой дверь.